Президентом Академии Сельскохозяйственных Наук назначен Лысенко. Начинается (продолжается?) гонение на Н.И. Вавилова[47]. Его не включили в семенную контрольную комиссию. Лысенко нервно неуравновешенный человек. Но все же это ученый и интересный, по-моему. Что молодой — хорошо. Но так как он партийный[48] — то властный. Но это жизнь.

Как-то звонили от Комарова — хотели, чтобы я подписался под заявлением академиков. Я лежал, не мог подойти к телефону и сказал, что не зная, что , — не подписываю. Боялся, что вставят . бывало — но не тогда, когда я прямо говорил, а когда меня не было; так раз у Комарова — я ушел много раньше предложения ; был — очевидно, не злостно. Но все же заявление было с душком. Боялся, что появится — но нет («Известия»)[49].

Для меня неприемлемо всякое убийство — и смертная казнь в том числе: твердо и непреклонно. Чем больше жизнь идет, тем больше и яснее .

14 марта, утро.

В связи с только что закончившимся процессом вспоминается время Террора в Ленинграде после убийства Кирова. Все это в процессе смазано. Теперь выясняется, что Ягода знал раньше и, можно сказать, участвовал — допустил, во всяком случае, убийство.

Выбор Кирова совершенно исключительный. Крупный идейный человек — после смерти ни одного плохого отзыва я не слышал, а, наоборот, многое хорошее узнал. Выяснялась: крупная фигура с большим будущим. Говорили перед этим, что Сталин выдвигает его как заместителя или себя или Молотова. Я видел его один раз.

В это время в Петербурге был Ферсман, приехавший для свидания с Кировым: в связи с Хибинами.

Слух об убийстве распространился в городе сейчас же. Говорили, что — партиец видный. С Николаевым мы в Радиевом Институте сталкивались, так как он был важным лицом в районной контрольной комиссии.

Говорили, что сперва прилетел Ягода — затем с экстренным поездом Сталин и Молотов. Сразу было сменено все ГПУ — от низу до верху, приехало новое .

Сейчас же, к удивлению населения, стали искать людей не из той среды, которая убила: были расстреляны в Москве, Ленинграде, Киеве случайные люди и начался террор среди бывших людей — выслано было 40 000 человек, и теперь страдают совершенно невинные. Было ясно, что двинули следствие не в ту сторону. Тогда уже указывали на странный характер: убил видный коммунист, вся тяжесть следствия направлена в другую сторону — заметали следы. Новые гепеушники в незнакомой обстановке, перегруженные работой, засыпали среди обысков и допросов.

Тогда подозревали — теперь стало ясно.

Очевидно, верхи отрезаны от жизни. Две власти — если не три: ЦК партии, правительство Союза и НКВД. Неизвестно, кто сильнее фактически.

Цель оправдывает средства — применялось вне партии, а тут выяснилось, что и внутри .

На суде все это было замазано.

Но та прочность, которую я себе представлял — и видел силу будущего, — очевидно, не существует. Разбитого — не склеишь. Подбор людей (и молодежи) в партии ниже среднего уровня страны — и морально, и умственно, и по силе воли.

Процесс заставляет смотреть в будущее с большей тревогой, чем, мне это раньше казалось, надо было .

19 марта, утро.

Огромное впечатление процесса несомненно, и удивительно, что власть не учла этого. Вместо Ягоды — Ежов, и его политика это поддерживает. Жестокость не пугает, а смотрят, как на рок, — но доверия нет.

Создается фольклор: где-то (называют точно!) при обсуждении одна простая работница выступила и сказала: «Я вижу, что можно верить одному Сталину; кому же еще — все вредители». Смущение и т.д.

Много арестов среди микробиологов и врачей, связанных с сыворотками — по военной линии. Полный разгром, и в случае какой-нибудь беды, вроде войны и т.п., совершенно безоружны.

21 марта, утро.

На Главном Почтамте не получаю аккуратно заграничную почту. Должны посылать в запечатанных конвертах (без цензуры) — не исполняют. Можно жаловаться, но едва ли можно сделать.

Очень хорошо работал над книгой.

Всюду известия об арестах и суровом режиме в тюрьмах. Никого не пугает, но недоверие растет — совершенно пассивное. Никакой силы не чувствуется. Большую ошибку сделали с процессом. Сейчас как будто люди подумали и меньше верят, чем раньше. Это новое для меня впечатление.

Мать Зиночки, наконец, получила первую посылку.

Появившееся кофе — отвратительное. Низший сорт. Появились масло, рыба, хороший черный хлеб.

25 марта, утро.

Вчера день для здоровья прошел хорошо. «Выходной» день. Переписка и деловые бумаги.

Еще раз пересмотрел «Диалектику природы» Энгельса. Остается прежнее впечатление: черновые тетради alterlimlich[50]. Есть кое-что интересное — но, в общем, в XX веке класть в основу мышления, особенно научного, такую «книгу» — совершенное сумасшествие. Люди закрывают глаза на окружающее и живут в своем мирке. Сами подрывают свою работу. Впервые стал читать Энгельса «Анти-Дюринг». Тут, несомненно, есть интересное. Но и здесь — старый философ конца XIX века, который получил естественно-историческое образование в 1860—1870 годах. Виден философ и гуманист — но понимания естествознания нет, особенно нет понимания описательного естествознания и конкретных наблюдательных наук о «природе».