— Итак, ты меня слушать не хочешь?! — закричал он, вне себя от ярости, накинулся на жену и мгновенно обеими руками разорвал платье в клочья.

— Вот тебе! Теперь попробуй, появись перед гостями в этом платье, — сказал Борис и, разорвав платье, тут же успокоился.

— Как ты хочешь, Борис, чтобы я оделась? — спросила Вера, не глядя на него, не удостаивая даже упрека.

— К сегодняшнему вечеру лучше всего подойдет черное бархатное платье с сапфирами… Пойдемте, Любочка, уже поздно. Надо идти приветствовать гостей… Вера придет потом.

Гости были приглашены на театральное представление к восьми часам. Они явились точно к назначенному времени, как это бывает только в провинции. Актеры пришли на час раньше, чтобы закончить последние приготовления и обсудить друг с другом детали представления. Уже гостиные были полны приглашенными, но хозяев дома еще видно не было. Вначале это не вызвало удивления, так как хозяева обычно не встречали самых ранних гостей. Но, когда пробило девять, нетерпение охватило всех по обеим сторонам занавеса. Особенно волновался директор канцелярии. Он беспокоился за жену, у которой от долгого ожидания в последний момент мог вернуться приступ мигрени. Добрый муж еще верил в существование у жены этой самой мигрени! Хотя Карцов никоим образом не отвечал за подготовку праздника, тем не менее он сновал туда и сюда, уговаривал юных дам проявить терпение, а у их родителей просил извинения за задержку. Все взгляды были обращены к дверям, ведущим во внутренние покои.

Наконец, когда нетерпение достигло высшей точки, появился губернатор с Любочкой. Все присутствующие поднялись и отвесили глубокий поклон. Все выглядело так, как будто к ним вышел сам государь император. Бросилось в глаза отсутствие госпожи Бекле-шовой, все смотрели удивленно на вошедших. Борис в любезной форме извинился, что заставил гостей ждать так долго: жена внезапно плохо себя почувствовала, и он не мог ее оставить… все же она появится через несколько минут. Он тотчас распорядился о чае и закусках и для каждого гостя нашел приветливое слово. Любочка заняла молодых дам, к которым, впрочем, не питала никакого интереса.

— И часто губернаторша страдает такими внезапными недомоганиями? — спросил шепотом Дьяков стоящего рядом Чебышева.

— О да, такие случаи не в новинку… — и на ухо Дьякову: — Но только если Борис Иванович дает к этому повод, — добавил он едва слышно, с неизменным подмигиванием.

Полковник расслышал вопрос Дьякова и вмешался в разговор.

— Я убежден, что там, в покоях, снова свирепствовала настоящая буря. Говорят, бедная женщина очень несчастна. Муж буквально третирует ее. Мне от души ее жаль.

Чебышев молча отошел от них. Кругом столько ушей, а он боялся этой темы. Полковник, как человек, не зависящий от губернатора, мог говорить, что ему угодно. Но разговор был прерван появлением Веры Петровны.

Мужская часть общества встретила ее гулом восхищения… Ее выход был эффектен. Она была бледнее, чем обычно, и это шло к ее черному бархатному платью. После короткого приветствия наиболее знатных гостей, в числе которых был представленный ей Дьяков, она попросила всех занять места и подала знак к началу представления.

Вначале представили небольшой русский водевиль, который вызвал всеобщие аплодисменты и веселье аудитории. Театр вообще был редким событием в Ярославле. Представление давалось исключительно для знакомых и родных. Сцены спектакля неделями обсуждались заранее и распределение ролей сопровождалось всевозможными интригами. В городе было несколько враждующих театральных партий, обычно принимавших решение на репетиции. Сообщения об ее успехе воспринимались поэтому с живым интересом. Много раз из-за упрямства пожилого актера или задетого тщеславия молодой любовницы спектакль готов был сорваться, но каждый раз благодаря дипломатическому искусству Бориса препятствия, казавшиеся непреодолимыми, удавалось преодолеть.

Русскую пьесу выучили хорошо, актеры были в ударе и благодаря поддержке публики играли с подъемом. Когда упал занавес, аплодисменты не смолкали.

Вторая пьеса была французской. Так как в Ярославле лиц, настолько свободно владеющих французским, чтобы отважиться с ними ставить пьесу, было мало, то ограничивались выбором небольших сценок. Их играли двое: он и она.

На этот раз мужскую роль получил молодой офицер, ранее служивший в гвардии в Петербурге. Против своей воли он был отправлен служить в Ярославль, где у него было время подумать о своем юношеском легкомыслии. Женскую роль поручили госпоже Кар-цовой, которую увлекла идея сыграть во французской пьесе. Ей хотелось похвастаться своим знанием иностранного языка, и она рассчитывала на триумф, на такой успех, который другим дамам не под силу.

Из-за задержки представления она, как и опасался ее муж, очень нервничала. Непредвиденный успех первой пьесы также не добавил ей ни юмора, ни вдохновения. В последний момент нервы ее совсем сдали. Только благодаря подбадриванию ее партнера, который не был новичком на сцене, и уговорам Беклешова удалось ее вывести на подмостки.

Но вместо триумфа, на который рассчитывала госпожа Карцева, она потерпела фиаско, насколько это вообще возможно в любительском спектакле. Сцена ее появления, конечно, удалась и была эффектна. Все, что позволяли красивые туалеты и различные художественные полотна на сцене, — все было умело использовано. При подъеме занавеса ее приветствовали аплодисментами. Дамы, правда, при этой демонстрации чувств держали себя довольно холодно. При взгляде на красивую соперницу Любочка пришла в самое ужасное настроение. Но этого небольшого успеха не хватило, чтобы вернуть Дарье Алексеевне уверенность в своих силах.

Как только она начала говорить, страх вернулся к ней снова. Она преувеличила свою возможность говорить на чужом языке, к которому не привыкла. Тонкая отделка была ей недоступна, не говоря уже о естественном и элегантном воспроизведении текста. Игра ее была скованной и невыразительной, бездарность не спасала даже поддержка ее кавалера. Большая часть присутствующих не понимала по- французски и поэтому была не в состоянии судить о роли и ее исполнении. Борису приходилось постоянно подавать знак к аплодисментам, отчего Любочка приходила в ярость. К ее несчастью, в кульминационный момент она увидела в зале Любочку, а рядом с ней Бориса, который что-то настоятельно шептал ей на ухо. Этого бедная уже не вынесла! Она забыла про все на свете, про свою роль, про театр, про публику и только смотрела на ненавистную соперницу.

Зрителями овладело удивление. Все стали смотреть туда, куда невольно уставилась госпожа Карцова, и все взгляды обратились на Бориса и Любочку. Любочка, несмотря на присущее ей самообладание, смутилась и покраснела. Борис не мог преодолеть сильную досаду и сказал громче, чем позволяла вежливость:

— Дура!

Вера сидела спокойно. Кажется, она догадывалась о причине смущения, из-за которого все присутствующие внезапно стали участниками спектакля. И в первый раз за этот вечер хозяйка дома стала аплодировать, чтобы прийти на помощь госпоже Карцовой. Зрители живо последовали этому примеру, суфлер все громче и громче повторял реплики, пока Дарья Алексеевна не пришла, наконец, в себя и насилу довела роль до конца.

Все, что началось так хорошо, окончилось огромным огорчением участников представления. Госпожа Карцова на этом вечере больше не показывалась и сразу после спектакля уехала домой, сославшись на нездоровье. Ее муж подходил к знакомым и повторял, не уставая:

— Я советовал жене оставаться в постели из-за мигрени и позаботиться о себе. Вместо того чтобы послушать меня, ей захотелось здесь блеснуть, и вот результат: стала запинаться. А всему причиной — упрямство и мигрень.

— Итак, вы полагаете, что причина — мигрень? — сухо спросил Илья Гаврилович.

— Конечно! А вы предполагаете, что есть другая причина? — возразил Карцов, взглянув на него недоверчиво.