зачастую, страстно) широкий спектр проблем; Лаура Пенначи — член итальянского парламента, неоднократно организовывавшая вокруг себя различные дискуссии; Лейф Пагротски — министр торговли Швеции и ярый приверженец шведской экономической системы; Грегорий Колодко — заместитель премьер-министра и министр финансов Польши, сыгравший главную роль в деле оптимизации процессов перехода от коммунизма к рыночной экономике; Кермаль Дервис, с которым я познакомился во Всемирном банке (где он занимал пост вице-президента по Ближневосточному региону) и который позже стал министром финансов Турции.
Кроме того, хочу выразить свою благодарность Робину Блэкбурну за идеи в области пенсионного обеспечения, которыми он поделился со мной; Майклу Крэггу и Джорджу Фенну за представленные ими детальные комментарии к некоторым главам настоящей работы; Шеридану Прассо и Гретхен Моргенсон; Джиму Ледбеттеру, поделившемуся со мной своими представлениями о распространенных в Европе практиках организации бизнеса; Кире Бруннер и Джеймсу Ларднеру за помощь и содействие, оказанные в процессе редактирования рукописи; Антону Коринеку за помощь в проведении исследовательской работы; Франческо Бриндизи, Анупаме Чандрасекарану, Хамиду Рашду и Джаянту Рэю за проверку эмпирической и фактологиической информации и научно-исследовательскую деятельность; а также Энн Адельман за редакторскую правку текстов. В самом начале работы над книгой Андре Шиффрин, один из знаменитейших американских редакторов, не только поддержал мое стремление написать данную работу, но и предложил свой вариант наиболее эффективной организации имеющегося у меня материала. Дрейк МакФили, мой постоянный редактор в издательстве «Нортон», сумел выкроить для меня некоторое время и, оторвавшись от своих обязанностей президента компании, отредактировал рукопись; заключительная работа по редакторской правке и изданию книги велась под руководством помощницы редактора Эвы Лазовиц. Своей настоящей формой книга обязана и немалым усилиям со стороны Стюарта Проффитта (Proffitt) («Penguin», Великобритания). Именно благодаря ему перед читателем книга предстает как синтез обзора экономической истории девяностых и видение будущего; проделанная редакторская работа дает нам право ручаться, что работе придан характер глобальной перспективы, а не просто отражения американской точки зрения.
Не могу не сказать и об Ане Шиффрин, которая на протяжении нескольких месяцев буквально жила настоящей работой, обсуждая со мной каждую из нашедших отражение в ней идей. Именно она помогла мне сформировать книгу в целом, организовать ее в отдельные главы, параграфы и положения. Благодаря ей, данная работа представляет собой нечто большее, чем сухой наукообразный трактат, объясняющий, каким образом теоретические выводы современной экономической науки помогают нам понять некоторые важные явления современности; ей же я обязан и тем, что, работая над книгой, мне удалось избежать преувеличения (и сопровождающих их штампов), к которым подталкивает естественным образом драматизм событий. Она понимала, что я хотел сказать, и разделяла мою убежденность в важности распространения этих идей и представлений за пределы узкого академического круга, которому до момента появления книги «Глобализация: тревожные тенденции» и адресовались все мои работы и научные изыскания. Надеюсь, что плоды нашего труда несут на себе отпечаток той страстности и душевного волнения, которые мы испытываем по отношению к рассматриваемым проблемам.
ГЛАВА 1. ПОДЪЕМ И СПАД. СЕМЕНА САМОРАЗРУШЕНИЯ
В период Ревущих девяностых темпы роста достигли показателей, невиданных на протяжении целого поколения. Газетные статьи и эксперты провозглашали наступление Новой экономики, утверждая, что рецессии ушли в прошлое, глобализация несет процветание всему миру. Но к концу десятилетия становилось все более ясным, что новая эра более похожа на кратковременный взрыв экономической активности или, может быть, гиперактивности, неизбежно сменяемой крахом, — явление, характерное для капитализма уже в течение двухсот лет. Исключение состояло лишь в том, что на сей раз «мыльный пузырь» — бум в экономике и на фондовом рынке — был гораздо больше, и, соответственно, были гораздо серьезнее его последствия; новая эра стала новой эрой и для Соединенных Штатов и для всего мира. Поэтому и последовавший крах был крахом не только для США, но и для большей части остального мира.
Такое развитие событий не предполагалось. С окончанием холодной войны США остались единственной в мире сверхдержавой, рыночная экономика одержала верх над социализмом. Мир более не был расколотым по идеологическому признаку. Это было хотя и не концом истории, но, по крайней мере, как надеялись, началом новой эры — и несколько лет казалось, что надежды сбываются.
Не только капитализм восторжествовал над социализмом; американский вариант капитализма, в основе которого лежит образ откровенного индивидуализма, восторжествовал над другими, более мягкими и менее последовательными вариантами. На встречах в верхах, таких как «большая семерка», собравшей лидеров передовых стран, мы расхваливали наши успехи и уверяли взиравшие на нас с некоторой завистью другие развитые страны, что если только им удастся внедрить у себя нашу модель, они добьются такого же процветания.
Лидерам азиатских стран внушали, что нужно отбросить их модель, которая сослужила им хорошую службу на протяжении двух десятилетий, связанную с системой пожизненного найма и вызвавшую к жизни новые способы ведения бизнеса, которые мы у них перенимали, такие как, например, производство с поставкой комплектующих непосредственно на сборку (just-in-time delivery). Представлялось, что теперь эта модель становится несостоятельной. Шведы и другие приверженцы государства всеобщего благосостояния, казалось, также решились отказаться от своих моделей, демонтируя систему государственных социальных гарантий и снижая ставки налогообложения. Лозунгом дня сделалось «маленькое государство». Мы объявили триумф глобализации. Вместе с глобализацией наступила эра распространения Американской модели капитализма на весь мир.
Благодеяния этого нового мирового порядка Economica Americana, по-видимому, распространялись на всех. Из развитых стран в развивающиеся лились баснословные денежные потоки — за шесть лет их объем вырос в шесть раз, что сопровождалось невиданным ростом мировой торговли (более чем на 90 процентов) и невиданными темпами экономического роста. Крепла надежда на то, что торговля и деньги будут порождать рабочие места и экономический рост.
Сердцевиной современной американской модели капитализма стала Новая экономика, символизируемая системой Интернет-коммерции, революционировавшей способы ведения бизнеса, как в Америке, так и во всем мире, изменившей темпы самого технологического прогресса и ускорившей рост производительности до уровней небывалых на протяжении последней четверти века или даже более. Двести лет назад мир прошел через экономическую революцию, которая переместила основу экономики из сельского хозяйства в обрабатывающую промышленность. Новая экономика представляла собой такое же одномоментное изменение пропорций: сдвиг от производства вещей к производству идей, связанному с переработкой информации, а не с переработкой материальных запасов или обслуживанием людей. Доля обрабатывающей промышленности в совокупном выпуске к середине девяностых годов сократилась почти до 14 процентов, а в общей занятости ее доля упала еще ниже. Новая экономика обещала, помимо всего прочего, положить конец деловому циклу, тем подъемам и спадам экономики, которые до сих пор составляли неотъемлемую часть капитализма, поскольку новые информационные технологии обеспечивали бизнесу лучшее управление запасами. (Избыточные инвестиции в запасы, которые потом приходилось сбрасывать, были одной из главных причин экономических спадов в послевоенный период).
В Азии появились первые признаки, что наступает что-то неладное — острые кризисы вспыхнули в 1997 г. в Корее, Индонезии и Таиланде, в 1998 г. — в России и Бразилии. Но именно в Соединенных Штатах в Сиэтле, штат Вашингтон, в декабре 1999 г. во всю силу развернулось протестное движение против глобализации: если глобализация и несла благодеяние для всех и улучшала жизнь каждого, то, по- видимому, очень многие об этом не знали. Сиэтл был лишь первой ласточкой той волны протестов, которая последовала. Протестующие демонстрировали в Вашингтоне, столице США, Праге и Генуе — фактически
