За всем этим идут баталии между сторонниками минимального роста государства и теми, кто убежден, что необходима большая роль государства, если мы хотим построить общество такого рода, победу которого мы хотели бы видеть в одной стране за другой, в развивающемся мире, и не меньше — в развитом, по обе стороны Атлантического и Тихого океанов. Недавний американский опыт поучителен для всех, и я надеюсь, что выводы, которые я сделал в заключительных главах этой книги, а также программа на будущее, которые я набросал, могут иметь такое значение для других стран, как и для Соединенных Штатов.

Эта книга не является журналистским расследованием. Скандалы и другие проблемы хорошо документированы в иных публикациях^{2}. Моей целью является интерпретация, она нужна, чтобы помочь нам понять, почему дело обернулось неладно, и как можно исправить положение. Как социолог, я не считаю, что проблемы таких масштабов могут быть просто случайностями, результатами отклоняющегося поведения нескольких индивидуумов. Я ищу системные ошибки, а их оказывается очень много. Интересно, что многие из этих проблем тесно связаны с программой моих исследований трех предшествующих десятилетий; они связаны с проблемами несовершенной и частично асимметричной информации — т.е. ситуации, в которых некоторые люди располагают такой информацией, какой нет у других. Теоретические успехи в этой области помогают нам понять, что было сделано не так и почему. Они также объясняют нам, почему в годы перед тем, как эти проблемы выплыли на поверхность, я боролся внутри администрации Клинтона против многих политических мероприятий, которые способствовали возникновению этих проблем. Когда решения этих проблем начали обсуждаться десять лет назад, они в основном касались теории. Сегодня о них свидетельствуют факты. Но в определенных кругах сопротивление уменьшилось, подход к решению этих проблем, все еще продолжается^{3}.

Написанием этой книги, также как и моей предыдущей книги, я глубоко обязан президенту Уильяму Джефферсону Клинтону, давшему мне возможность не только служить моей стране, но и из первых рук получить представление о работе американского правительства. Для социолога это была беспрецедентная возможность.

Я чрезвычайно обязан президенту не только за возможность, которую он мне дал, но и за то уважение, с которым он относился к особой роли Совета экономических консультантов в нашей системе управления. Нам была дозволена роскошь нести ответственность только перед американским народом, а там мало обращали внимания на то, что мы делаем или говорим. Это обеспечило нам свободу, которой не располагало ни одно государственное агентство, постоянно подвергавшееся давлению то одной, то другой группы интересов. Одной из тем этой книги является отклик индивидуумов на стимулирование: виновные в злоупотреблениях из корпоративного и финансового миров необязательно отличались особой продажностью или большей продажностью, чем те, кто занимал их должности в более ранние годы; надо скорее полагать, что тогда и сегодня система стимулирования была разной, и их поведение соответствовало этой системе. По образованию мы в Совете экономических консультантов нацелены на обнаружение плохо разработанных систем стимулирования, но кроме того, в этом заключались и наши должностные обязанности, и в некотором смысле у нас были стимулы обнаруживать проблемы в области стимулирования — обнаруживая их, мы повышали свой престиж в нашем профессиональном сообществе. Аналогично у нас были сильные стимулы не поддаваться давлению специальных узкоэгоистических групповых интересов, потому что это сбило бы нас с занимаемых нами позиций. Члены Совета были большей частью привлечены из академических кругов и возвращались туда, вследствие чего их позиционирование и репутация в академических кругах имели для них большое значение.

Председательство в Совете экономических консультантов представляло мне кресло в первом ряду при принятии продуманных решений; оно также давало мне уникальную возможность наблюдать американскую экономику. Частью моих повседневных обязанностей было не только наблюдение того, что происходит, но выяснение, что делается не так или неправильно, и внесение корректив до того, как становилась очевидной необратимость последствий. Я мог рассматривать американскую экономику с целого ряда точек зрения, обыкновенно недоступных наблюдателю, — я имел возможность беседовать со всеми ведущими экономистами бизнеса, правительства и академических кругов, выясняя их разные интерпретации происходящего, и в то же время я мог встречаться с лидерами наемными труда; я говорил с главами компаний, с венчурными капиталистами[5], с финансистами Уолл-стрита. Президент внимательно следил за тем, как сдвиги в экономике затрагивают рядовых американцев, он собирал региональные экономические совещания, в том числе в Атланте, Портланде и Колумбусе. Частью моих обязанностей было выслушивать жалобы и предложения с мест и объяснять, что мы делаем. Эти частые выезды давали мне возможность контактов на таком низовом уровне, на каком представителям академических кругов встречаться приходится очень редко.

Одним из важнейших сдвигов девяностых годов было изменение экономического положения Соединенных Штатов в мире. И две должности, которые я занимал: председателя Совета экономических консультантов и главного экономиста и вице-президента Всемирного банка дали мне возможность наблюдать за этими изменениями с двух разных позиций.

Я мог увидеть воздействие Ревущих девяностых не только в самих Соединенных Штатах, но также и за рубежом. Я мог видеть противоречия между тем, что мы отстаивали у себя дома, и тем, что мы навязывали за рубежом. Я мог видеть, как те, кто защищал демократию и социальную справедливость для внутреннего пользования, кто ратовал дома за бедных, оказывался гораздо меньше привержен к этим ценностям при выходе на мировую арену.

Эти две должности дали мне лучшие возможности увидеть нас — Америку — и увидеть другие развитые страны так, как в остальном мире видят нас. Научное сообщество никогда не знало границ и не признавало властей. Мои студенты собираются со всего мира, и коллеги, с которыми я общаюсь, разбросаны по всему миру. Четвертая часть моей рабочей жизни фактически проходит за рубежом. Мои сильные связи обеспечили мне доступ туда, куда нет обычно доступа государственным служащим. Но то, что я увидел и почувствовал, сильно опечалило меня: даже те, кто учился в Америке, кто любил Америку и американцев, были глубоко разочарованы тем, что делало американское правительство. Каким-то странным образом, мы коллективно, как страна, по-видимому, очень часто действовали слишком отлично от тех принципов, на которых мы стояли как индивидуумы. В нижеследующих главах я попытаюсь показать, почему эти ощущения содержат гораздо больше, чем некоторое зерно истины, и попытаюсь объяснить, во- первых, как мы пришли к такому состоянию дел, а во-вторых, почему способы, которыми мы осуществляем нашу новую роль в мировой экономике после окончания холодной войны, не служат нашим долговременным интересам.

Подобно моей предыдущей книге «Глобализация: тревожные тенденции» (Globalization and Its Discontents)[6] настоящая книга не является бесстрастным описанием того, что произошло в Ревущие девяностые и в годы, непосредственно последовавшие за ними. Да это было и невозможно с учетом моей вовлеченности в такое большое число событий этого периода. Но я старался быть точным, сочетать то, что я знал об этих событиях с моим пониманием экономических и политических процессов, давать интерпретацию случившемуся и возможным последствиям этих событий в будущем. С годами моя вера в демократию окрепла, но то же произошло и с моей убежденностью в том, что если демократия хочет быть работоспособной, граждане должны понимать базовые решения проблем, стоящих перед нашим сообществом и то, как функционирует их правительство. И нет более важных решений для большинства людей, чем те, которые принимаются в отношении экономических проблем, а также проблема взаимоотношений рыночного механизма и государства.

Я — профессор, и большую часть последней четверти века потратил на преподавание. Каждый педагог знает, что когда он приходит в класс, ему приходится упрощать изложение — другой альтернативы нет. Но я пытался избежать переупрощения. Повествуя о событиях прошлого десятилетия, я основал свое упрощенное изложение на достаточно сложных идеях, которые подробно изложены мною в нескольких книгах и десятках статей. Мне хотелось бы верить, что мое упрощенное изложение сложных идей окажется более убедительным, чем упрощенное изложение сверхупрощенных идей, которым характеризуется некоторые альтернативные подходы, и, в особенности, примитивная свободно-рыночная идеология. И как педагог, я веду рассказ о событиях девяностых годов не просто потому, что они представляют собой интерес сами по себе — он, несомненно, более интересен для тех из нас, кто в них был вовлечен, чем кому