И постепенно в усыпленьеИ чувств и дум впадает он,А перед ним воображеньеСвой пестрый мечет фараон.То видит он: на талом снеге,Как будто спящий на ночлеге,Недвижим юноша лежит,И слышит голос: что ж? убит.То видит он врагов забвенных,Клеветников и трусов злых,И рой изменниц молодых,И круг товарищей презренных,То сельский дом — и у окнаСидит она… и всё она!..
XXXVIII
Он так привык теряться в этом,Что чуть с ума не своротилИли не сделался поэтом.Признаться: то-то б одолжил!А точно: силой магнетизмаСтихов российских механизмаЕдва в то время не постигМой бестолковый ученик.Как походил он на поэта,Когда в углу сидел один,И перед ним пылал камин,И он мурлыкал: Benedetta78Иль Idol mio79 и ронялВ огонь то туфлю, то журнал.
XXXIX
Дни мчались: в воздухе нагретомУж разрешалася зима;И он не сделался поэтом,Не умер, не сошел с ума.Весна живит его: впервыеСвои покои запертые,Где зимовал он, как сурок,Двойные окна, камелекОн ясным утром оставляет,Несется вдоль Невы в санях.На синих, иссеченных льдахИграет солнце; грязно таетНа улицах разрытый снег.Куда по нем свой быстрый бег
XL
Стремит Онегин? Вы заранеУж угадали; точно так:Примчался к ней, к своей Татьяне,Мой неисправленный чудак.Идет, на мертвеца похожий.Нет ни одной души в прихожей.Он в залу; дальше: никого.Дверь отворил он. Что ж егоС такою силой поражает?Княгиня перед ним, одна,Сидит, не убрана, бледна,Письмо какое-то читаетИ тихо слезы льет рекой,Опершись на руку щекой.
