уверен, что она скажет «да». Совсем наоборот: я боялся, что она ждет не дождется возможности сказать «нет». Но я не был готов облагодетельствовать ее так легко. А кроме всего прочего, в мои планы не входил риск – по крайней мере, пока я не разберусь в глубинной природе ее отношения ко мне. Вместо того чтобы нарваться на быстрый отказ, я решил занять туманную и невнятную позицию в беседе: уклониться от прямого приглашения, дать понять, что я этого хочу, но не высказываться определенно.

– В любом случае, думаю, мне пора идти тянуть свою лямку, – я сделал несколько шагов наверх, по ступенькам.

– Конечно, – она явно была удивлена, но постаралась не показать этого.

Я кивнул:

– Ну, если у вас будет свободная минутка, я часто бываю у Данило в обеденное время, так что заглядывайте.

– Хорошо, обязательно, – Мадлен улыбнулась. Она уже спустилась на мостовую.

Я закрыл дверь с таким видом, как будто успел забыть о ее присутствии и полностью погрузился в собственные неотложные дела.

Не фонтан. Немного скованно. Не блестяще. Могло бы быть гораздо лучше. Чуточку неуклюже. Впервые за долгое время я нервничал. Все это так… Но была и позитивная сторона: это ее прощальное «Хорошо, обязательно». Нет оснований беспокоиться, подумал я, несмотря на ранний час подкрепляя свои силы стаканчиком джин-слинга, я принял верное решение – это инстинкт.

Вы можете спросить: почему я не действовал напрямую? Потому что… потому что я чувствовал: риск слишком велик. Как сказал Донн: «…Я не имею права ошибиться,/ а потому не буду торопиться». Несомненно, благонамеренный любитель (науськанный лицемерной старой шлюхой, известной также под именем традиционной мудрости) мог бы подумать, что честность – лучшая политика. «Ничем не рискуешь – ничего не выигрываешь, – бормочет он себе, решительно выключая телевизор; крысиное сердце никогда не завоюет красивую женщину. – Если она скажет „да' – отлично, дальше все пойдет как по маслу; если она скажет „нет' – в любом случае хуже не будет, я ведь ничего не теряю». Но такой ненадежный и тупой подход категорически не подходит профессионалу. Если вы не можете смириться с отрицательным результатом, если вы решили твердо верить в то, что всегда можно услышать «да», надо лишь искусно сформулировать вопрос и вовремя задать его, если вы заботитесь о соблазняемой особе, надо любой ценой избегать преждевременного отпора. Вы должны минимизировать опасность, продвигаясь вперед с величайшей осторожностью, дотошно отслеживая все детали, пока не поймете, что и внешние обстоятельства, и ее чувства идеально подходят для решающего штурма, когда все складывается так, что она просто физически не сможет сказать «нет».

Например, женщина, у которой есть постоянный друг, обычно настроена на отказ в ответ на прямое предложение. Но она вполне способна сказать «Да» в ответ на легкомысленное приглашение, произнесенное беспечным тоном, потому что она не увидит в нем ничего опасного или компрометирующего…

Но, боже мой, каким мучительным было ожидание. Мое «часто бываю в обеденное время», разумеется, превратилось в «постоянно бываю», поскольку я не мог позволить себе пропустить тот самый день, когда она решит заглянуть к Данило. Карла, с которой я сохранял прежнее соглашение и которой я доверил пост часового, из-за непрекращающейся жары решила уйти в отпуск – она на время вернулась в прекрасный Рим, в гости к сестре. Я остался в распоряжении Роберто, который, не будучи ни враждебно настроенным, ни грубым, тем не менее обслуживал меня с выражением лица человека, желающего, чтобы весь мир знал: ему приходится трудиться в две смены. (А нам что, не приходится?) Прошли две недели. По правде говоря, я не чувствовал ни свободы, ни комфорта. Тень чертежной доски с незавершенной работой принимала все более грозные очертания.

В первую среду мая я почти принял решение, что пора со всем этим покончить, что мне нужно изменить план. Я сидел за столиком перед бистро, под затянутым облаками небом, поедая очередной салат. (Венера не должна застать меня за пожиранием спагетти или разрезанием телячьей отбивной.) Я отметил, что заметно похудел – примерно на три с половиной фунта за неделю. Я прикинул, что стоит Мадлен продержать меня на подобной диете еще сорок три недели, и я полностью растворюсь в воздухе. Наверное, не слишком большая потеря для человечества, но лично для меня это будет тяжелым ударом.

Внутри заведения Роберто хлопотал вокруг группы мамаш с невероятными прическами и капризными детишками. А я мучил себя мыслями о ее друге. Этот гадкий вопрос шнырял, словно оголодавший динго, по главной улице моих замыслов. Больше, чем что-либо другое, меня угнетало полное отсутствие информации. И по-прежнему никаких новостей от Роя. Чувства подсказывали мне с новой силой, что она живет одна. Но я не верил – не смел верить – что у нее действительно нигде и никого нет. Отлично, если это так, и удивительно, если нет, но очевидно, что оба варианта предполагали совершенно разные подходы, и я не мог уверенно двинуться дальше, не зная, какой путь является верным.

Я уже объяснял, что ничего не имею против бой-френдов как класса. Но должен признать, что по отдельности представители этого класса мне глубоко отвратительны. По большей части эти парни – довольно отталкивающие типы: ленивые, тупые, нетерпеливые, не умеющие слушать, самодовольные, бесчувственные, неблагодарные, невыносимо двуличные, лживые или ограниченные. Помимо одного или двух раз в году, когда у них просыпается тяга к романтике – непременно в отпуске, в каком-нибудь богом забытом месте под воздействием заката и бутылки вина, изготовленного в Новом Свете по methode champenoise [50], – они проводят большую часть своей скучной жизни, лежа на спине и похрапывая или украдкой изменяя подругам при первой же возможности. В ночных кошмарах мне мерещились легионы таких парней – раскормленных мужланов, засунутых в тесные и нелепые мундиры: ряд за рядом, колонна за колонной эдаких бойфрендов, которые маршируют по плацу в строю под громко хлопающими красно-черными знаменами скуки, с развернутыми флажками, на которых указан срок, проведенный им с девушкой, а полотнище верности развевается над их головами на свирепом ветру. Тем временем сам Герр Верность, жестокосердый диктатор, смотрит вниз с каменных серых стен замка и приветствует свои войска энергичным и коротким кивком.

Без десяти два ее все еще не было видно. Я заказал еще кофе. Роберто молча покорился своей участи. Я смотрел вокруг и ждал. Я ждал и смотрел вокруг. Уличное движение по Уорвик-роуд начинало раздражать меня шумом и мельтешением. Еще неделю я просто не вынесу. Это нелепо. Я развернул газету. Я прочитал несколько душещипательных репортажей о том, что происходит в современной британской политике. Бесконечная череда самодеятельных спектаклей, разыгранных шестиклассниками, понятия не имеющими о театре, но цепляющимися за разнообразный репертуар бездарных поз и жестов, в отчаянной попытке отвлечь внимание от их абсолютного непрофессионализма. Я перевернул страницу. Я узнал о том, кто самый толстый человек в мире, как его поднимали с кровати с помощью специальной лебедки, чтобы он мог посмотреть телевизор. Его жена – да-да, его жена – сказала, что она хотела бы вести собственное кулинарное шоу. Потом я поднял глаза: унылый пасмурный день, грязно-серое небо, неопрятное и пятнистое. Жирная чайка на столбе.

– Привет, – сказала она. – Могу я заказать для вас кофе, или вам пора назад, тянуть лямку?

На этот раз врасплох застали меня.

– Вовсе нет, – отозвался я, быстро приходя в себя и жизнерадостно игнорируя и неприятную ноту сарказма, и соблазнительную близость ее слишком туго обтянутых джинсами бедер. – Обычно я не возвращаюсь к работе до… эээ… до половины третьего. Пожалуйста, садитесь, – я встал и отодвинул перед ней стул. – Пойду, посмотрю, где там Роберто… эээ… это официант. Что вы хотите? Что я могу для вас заказать?

– Эспрессо, – улыбнулась она, положила сумочку на соседний стул и устроилась поудобнее.

– Хорошо. Подождите секунду.

Мы снова в деле! Наконец-то! Вернулись из небытия. И никуда не деться: она была сексуальной до мозга костей. Так же незаметно, как появилась она сама, начали таять мои тревоги и опасения, а разум стремительно освобождался от оков. Непозволительная задержка… но она сдержала слово. Что-то произошло. Если только это не проявление заурядной вежливости. Но где вы сегодня видели такую вежливость? Что такое вежливость? У кого, черт побери, сейчас есть время для вежливости?