Один из немногих рецензентов поэмы, пролетарский критик и ярый антифутурист Г. Лелевич, был совершенно прав, указывая, что «ультра-индивидуалистические стихи» Маяковского в строках «Про это» «выходят потрясающе-искренне» по сравнению с поэмой «Владимир Ильич Ленин», которая «за немногими исключениями рассудочна и риторична». Единственное, что Маяковский сможет сделать с этим «трагическим» фактом, — это попытаться «перешагнуть через себя»: поэма о Ленине, пишет Лелевич, есть «неудачная, но знаменательная и плодотворная попытка вступить на этот путь».

Лелевич был прав в том, что в качестве поэтического произведения «Про это» гораздо более убедительна, чем поэма о Ленине. Однако «трагическим» было не то, что считал таковым Лелевич, а нечто иное — отрицание Маяковским личности и значения личности. Для того чтобы «перешагнуть через себя», то есть перебороть свой внутренний лирический импульс, Маяковскому предстояло сделать дальнейшие шаги в этом направлении — и он их сделает, несмотря на то что это было противопоказано его природе.

Ценное в поэме «Владимир Ильич Ленин» — не дифирамбы в адрес Ленина и коммунистической партии, а предупреждение, что после смерти Ленин превратится в икону. Ленин, которому поклоняется Маяковский, — «обыкновенный мальчик», родившийся в русской провинции, выросший и ставший «самым человечным человеком». Если бы он был «царствен и божествен», Маяковский несомненно протестовал бы и «стал бы в перекоре шествий, / поклонениям / и толпам поперек».

Больше всего Маяковский опасался, что к Ленину, как и к Марксу, будут относиться как к «замурованному в мрамор, гипсом холодеющему старику». Здесь он отсылает к «IV Интернационалу», в котором Ленин описывется как застывший памятник:

предупреждает Маяковский, забывая, что своей семидесятипятистраничной поэмой он сам способствует такому развитию.

Опасения, что Ленин после смерти будет канонизирован, были глубоко осознанными — и обоснованными. Прошло совсем мало времени, и Госиздат (!) начал рекламировать гипсовые, бронзовые, гранитные и мраморные бюсты вождя «в натуральную и двойную величину». Бюсты тиражировались с оригинала, выполненного скульптором Меркуровым — упомянутым Маяковским в поэме «Рабочим Курска». Целевыми группами были «госучреждения, партийные и профессиональные организации, кооперативы и проч.».

Лефовское чествование мертвого вождя носило другой характер. Теоретический раздел номера 1(5) «Лефа» за 1924 год посвящался языку Ленина. Среди авторов были выдающиеся формалисты, как, например, Виктор Шкловский, Борис Эйхенбаум, Борис Томашевский и Юрий Тынянов, чьи работы представляли собой новаторские попытки проанализировать язык политики с формалистических позиций. Для них Ленин был «деканонизатором», который во имя эффективности языка «снижал высокий стиль» и т. п. Такое стремление к действенной простоте совпадало с теоретическими амбициями лефовцев, но резко контрастировало с канонизацией Ленина, начавшейся, едва остыло его тело.

Весь номер «Лефа» был, по сути, полемическим выпадом против подобного развития: эссе о языке Ленина — косвенным, передовица же — совершенно открытым. Ссылаясь прямо на рекламу бюстов Ленина, редакция «Лефа» в программном заявлении «Не торгуйте Лениным!» обращалась к властям со следующими призывами: