Спустя три года, после революции Маяковский опишет «идеологию» поэмы следующими лозунгами: «Долой вашу любовь», «Долой ваше искусство». «Долой ваш строй», «Долой вашу религию». Подобной систематики или симметрии в поэме нет, но если идеологическое «ваш» заменить местоимением первого лица единственного числа, описание можно считать правильным: «Облако в штанах» рассказывает об этих вещах, но не о «ваших» — то есть капиталистического общества, — а о моей, Маяковского, мучительной и безответной любви, моем эстетическом пути на Голгофу, моем бунте против несправедливостей, моей борьбе с жестоким и отсутствующим богом.

«Облако» — один сплошной монолог, в котором поэт протестует против внешнего мира, против всего того, что является «не-я». Начинается поэма дерзким самовосхвалением в духе Уитмена:

Уже здесь, в прологе, читателя готовят к резким перепадам чувств, которыми пронизана вся поэма:

в первой части поэмы рассказывается о любви к молодой женщине, Марии, одним из прообразов которой послужила Мария Денисова. Ожидая ее в условленном месте, Маяковский чувствует, что «тихо, как больной с кровати, спрыгнул нерв», вот уже «и новые два мечутся отчаянной чечеткой», такой свирепой, что в гостиничном номере этажом ниже, где они должны встретиться, падает штукатурка.

Когда Мария наконец появляется и объявляет, что выходит замуж за другого, поэт спокоен, «как пульс покойника». Но это спокойствие вынужденное — кто-то другой внутри него стремится вырваться из тесного «я». Он «прекрасно болен», то есть влюблен — у него «пожар сердца». Подоспевших пожарных поэт предупреждает, что «на сердце горящее лезут в ласках», и пытается сам тушить огонь «наслезнёнными бочками». Когда у него не получается, он пытается вырваться из себя, опираясь о ребра, — «не выскочишь из сердца!» и не избавишься от вечной тоски по любимой: «Крик последний, — ты хоть — / о том, что горю, в столетия выстони!»

В следующей части настроение резко меняется: отчаявшийся поэт с горящим сердцем теперь выступает в роли футуристического бунтаря, который «над всем, что сделано», ставит «nihil»:

Поэты, которые «выкипячивают из любовей и соловьев какое-то варево», принадлежат прошлому, теперь «улица корчится безъязыкая — ей нечем кричать и разговаривать». Только новые поэты, которые «сами творцы в горящем гимне — шуме фабрики и лаборатории», способны воспевать современную жизнь, современный город. Но путь Маяковского тернист. Турне футуристов представлено как путь на Голгофу:

Поэтический дар Маяковского отвергается и обсмеивается современниками, как «длинный скабрезный анекдот». Но будущее принадлежит ему, и в мессианском пророчестве он видит «идущего через горы времени, которого не видит никто». Он видит, как приближается, «в терновом венце революций», «который-то год»: [3]

В третьей части развиваются все предыдущие темы, но мотив бунта становится более четким. Облака — «белые рабочие», которые «расходятся», «небу объявив озлобленную стачку», и поэт призывает всех «голодненьких, потненьких, покорненьких» к восстанию. Однако его чувства противоречивы: хотя он видит «идущего через горы времени, которого не видит никто», он знает, что «ничего не будет»: «В идите — небо опять иудит / пригоршнью обрызганных предательством звезд?» Он ежится, «зашвырнувшись в