на работу из моей фирмы к себе, сколько бы тебе это ни стоило. Ты парень упрямый, и теперь, когда дело в твоих руках, я знаю, что ты доведешь его до конца. Вот почему я хотел, чтобы оно попало именно к тебе. Ну и конечно, из поэтической справедливости — так ты сможешь возместить хотя бы часть нанесенного тобой природе ущерба. Жаль, правда, что ты при этом станешь миллиардером, но тут я ничего поделать не смогу.

Погоди — не перебивай. Будь у меня время, я завершил бы работу сам, но на это уйдет еще минимум три года. А врачи сказали, что у меня есть только шесть месяцев: я не шутил, когда говорил, что очень тороплюсь. Рад, что мне не пришлось это упоминать, когда мы заключили сделку, но поверь — если бы пришлось, я пустил бы в ход и это оружие. И последнее… когда процесс заработает, назови его моим именем, хорошо? Вот и все… и не звони мне. Я не отвечу, а поймать меня ты не сможешь — сам знаешь.

Профессор Маккензи даже не дрогнул.

— Что-то в этом роде я и подозревал, — сказал он, ни к кому не обращаясь. Потом сел, достал из кармана логарифмическую линейку и отключился от окружающего, бросив лишь мимолетный взгляд на Гарри и Джорджа, когда те, вежливо попрощавшись, перебрались в подлодку и отчалили.

— Окончательный результат этой встречи, подобно многим другим событиям, мне до сих пор неизвестен, — завершил рассказ Гарри Парвис. — Вероятно, профессор Маккензи столкнулся с какими- нибудь трудностями, иначе мы бы уже услышали об этом процессе. Но я ни секунды не сомневаюсь, что рано или поздно процесс будет отработан, так что будьте готовы продать свои акции шахт и рудников…

Что касается доктора Романо, то он сказал правду, хотя его врачи несколько ошиблись. Он протянул еще год, и, полагаю, «Морская пена» немало продлила ему жизнь. Его похоронили посреди Тихого океана, и мне только что подумалось, что старикану бы это пришлось по душе. Я ведь говорил, что он был фанатичным борцом за сохранение окружающей среды, и… какая пикантная мысль: не исключено, что прямо сейчас некоторые из составлявших его тело атомов проходят через его же молекулярное сито…

Я вижу недоверчивые взгляды, но это факт. Если взять мензурку воды, вылить ее в океан, хорошенько перемешать, а потом зачерпнуть той же мензуркой воды из океана, то в ней окажется несколько десятков молекул из первоначальной порции. Так что… — он мрачно усмехнулся, — это лишь вопрос времени, что не только доктор Романо, но и каждый из нас пройдет через его сито и оставит на нем толику себя. И на этой мысли, джентльмены, позвольте откланяться. Желаю вам всем наиприятнейшего вечера.

[2]

— Я вам никогда не рассказывал, как предотвратил эвакуацию Южной Англии? — скромно поинтересовался Гарри Парвис.

— Нет, — ответил Чарльз Уиллис, — а если и рассказывали, то я проспал.

— Ну что ж, — продолжил Гарри, когда вокруг него собралось достаточно слушателей. — Случилось это два года назад в Центре по исследованию атомной энергии возле Клобхэма. Вы его все, разумеется, знаете. Но я, по-моему, не упоминал, что некоторое время выполнял там работу, о которой не имею права распространяться.

— Хоть какое-то разнообразие, — произнес Джон Уиндем, — впрочем, без малейшего эффекта.

— Дело было в субботу вечером, — начал Гарри. — Стоял чудесный денек в конце весны. Мы, шестеро ученых, сидели в баре «Черного лебедя», и окна были распахнуты, поэтому мы могли видеть склоны Клобхэм-хилла и всю местность до самого Апчестера в пятидесяти километрах от нас. Воздух был настолько чист, что можно было даже разглядеть на горизонте двойной шпиль кафедрального собора в Апчестере. Лучшей погодки и не пожелаешь.

У работников центра установились очень неплохие отношения с местными жителями, хотя поначалу они не очень-то радовались тому, что мы обосновались по соседству. Даже если позабыть о характере нашей работы, они считали, что ученые — некая другая раса, лишенная человеческих интересов. Они переменили свое мнение, когда мы пару раз обыграли их в дартс и угостили пивом, но кое-какое желание устроить нам подвох все же осталось, и нас постоянно спрашивали, что мы намерены взорвать в следующий раз.

В тот день нас в баре должно было собраться несколько больше, но коллеги из отдела радиоизотопов выполняли срочную работу, поэтому мы остались в меньшинстве. Стэнли Чамберс, владелец заведения, заметил, что нескольких знакомых ему лиц не хватает.

— Что случилось сегодня с вашими приятелями? — спросил он моего босса, доктора Френча.

— Они очень заняты на фабрике, — ответил Френч. Мы всегда называли центр «фабрикой», чтобы название звучало для местных привычнее и не пугало их. — Надо срочно отправить кое-какой груз. Они придут позднее.

— Когда-нибудь, — сурово произнес Стэн, — вы с приятелями изобретете что-нибудь такое, чего не сможете загнать обратно в бутылку. И где тогда окажемся мы все?

— На полпути к Луне, — небрежно ответил доктор Френч. Боюсь, то было несколько безответственное замечание, но глупые вопросы вроде этого всегда выводили его из себя.

Стэн Чамберс обернулся, словно прикидывая, какой объем холма находится между ним и Клобхэмом. Полагаю, он подсчитывал, успеет ли добраться до погреба… или стоит ли вообще пытаться спастись?

— А эти ваши… изотопы, чо вы посылаете в больницы, — раздался чей-то задумчивый голос — Я вот был на той неделе в госпитале Святого Томаса и видал, как по коридору катили свинцовый сейф. Весу в нем добрая тонна. Меня аж жуть взяла, как подумал, чо могет случиться, ежели кто позабудет, как с ним правильно обращаться.

— Мы как-то подсчитали, — сказал доктор Френч, все еще явно раздраженный тем, что его оторвали от метания стрелок, — что в Клобхэме столько урана, что его хватит вскипятить Северное море.

А такое уж точно говорить не стоило, к тому же эта глупая реплика не соответствовала истине. Но не мог же я возражать своему боссу, верно?

Мужчина, задававший вопросы, сидел в нише у окна, и я заметил, что он как-то встревоженно смотрит на дорогу.

— Вы ведь вывозите энти изотопы на грузовиках, так? — спросил он взволнованно.

— Да. Многие изотопы короткоживущие, и их надо доставлять немедленно.

— Так вот, с холма спускается грузовик. Это не ваш?

Все бросились к окну, позабыв о дартсе. Когда я смог как следует приглядеться, то увидел большой грузовик, нагруженный упаковочными ящиками, который катился с холма в полукилометре от нас. Время от времени он натыкался на ограды — очевидно, у него отказали тормоза и водитель потерял управление. К счастью, встречных машин не было, иначе тяжелая авария была бы неизбежна. Но и сейчас ситуация висела на волоске.

Тут грузовик доехал до поворота, съехал с дороги и пробил ограду. Метров пятьдесят он еще катился, постепенно замедляя скорость и сильно подскакивая на кочках, и уже почти остановился, но угодил колесом в канаву и медленно опрокинулся. Через несколько секунд треск дерева оповестил нас о том, что ящики вывалились на землю.

— Наконец-то, — облегченно выдохнул кто-то. — Он правильно сделал, когда врубился в изгородь. Парня, конечно, тряхнуло, зато он не пострадал.

И тут мы увидели невероятное зрелище. Дверца кабины распахнулась, водитель выскочил. Даже с такого расстояния было ясно видно, что он очень возбужден — что при подобных обстоятельствах вполне естественно. Но, думаете, он присел, чтобы успокоиться? Как бы не так: он во весь дух припустил прочь от машины, точно за ним гнались все демоны ада.

Разинув рты, мы с нарастающей тревогой смотрели, как он мчится вниз по склону холма. В баре повисло зловещее молчание, нарушаемое лишь тиканьем часов, которые Стэн всегда ставил ровно на десять минут вперед. Потом кто-то спросил: