— Реструктуризация отрасли началась еще при Ефиме Павловиче Славском. Он увлечен был, конечно, развитием урано-добывающей промышленности… Я уже говорил вам, что в ЦК у нас уже были все балансы: по тритию, по плутонию, по оружейному урану и прочее. И анализ этих материалов показывал, куда надо двигаться. Довольно четко представлялась и картина будущего. А начали движение к нему при Ефиме Павловиче, когда ставили задачи и автоматизации процессов, и производства особо чистых материалов, и комплексной переработки руд…

Конечно, очень трудно было убеждать, что нужно сокращать количество боеприпасов, мол, не нужно их столько!.. Это тоже была тяжелая психологическая перестройка. Она продолжается и сегодня.

— Особенно это заметно по дискуссии о необходимости ядерных испытаний, не так ли?

— Пожалуй. Я принимал участие на переговорах в Женеве. Общий настрой всех стран был на прекращение ядерных испытаний, чтобы остановить гонку качественного совершенствования ядерного оружия. Естественно, мы не могли не учитывать эту ситуацию. Оппоненты утверждают, что испытания необходимы для поддержания надежности боеприпасов, для их модернизации, и так далее. Причем эта точка зрения горячо отстаивается в ядерных центрах. Конечно, с испытаниями чувствуешь себя увереннее, но я убежден, что и без испытаний мы сможем поддерживать наш ядерный боезапас, но необходимы определенные новые технические решения и соответствующая база. Так что это опять-таки психология, которая базируется на жизненных интересах, опыте, квалификации, наконец, привычках…

— То, что происходит, это, на ваш взгляд, логика развития общества или тупиковый путь?

— С точки зрения ядерной проблемы, на мой взгляд, все логично. И я поддерживаю те шаги, что уже сделаны. Более того, я считаю, что надо выходить для США и России на полторы-две тысячи стратегических боеприпасов, и сейчас близкие цифры называются официально. Видно, что именно в этом направлении идет движение. Но надо быть очень внимательным, потому что по подписанным последним документам президентами России и США 'открывается дверца' к противоракетной обороне. Пока идет речь о 'тактическом щите', но тут недалеко и до создания системы глобальной противоракетной обороны…

— Это опасно для нас?

— Нужны новые оценки, тщательный анализ ситуации, которая складывается в мире, и этим мы сейчас занимаемся, имея в виду, конечно, ядерную безопасность. Но это лишний раз подтверждает, что в наших шагах по ядерному разоружению мы должны быть очень внимательными, и четко просчитывать намного вперед — не на два-три хода, а гораздо дальше… Это глобальные проблемы…

— И все связано с финансами?

— Как известно, денег всегда не хватает. Но если не заниматься развитием экономики, то их будет еще меньше. Даже если сегодня полностью ликвидировать ядерное оружие, то средств на выплату пенсий и зарплаты все равно не хватит — ведь военная программа Минатома составляет два с небольшим триллиона рублей в год. Повторяю, проблема сегодня не в ядерном оружии, а в снижении эффективности экономики, но это уже отдельный разговор.

Десятки, сотни, тысячи людей проходят сквозь нашу жизнь… Но лишь немногие (исключая родных и друзей) оставляют яркий незабываемый след.

Чаще всего это великие люди, и спустя десятилетия ты понимаешь, насколько тебе повезло, что ты встретил их.

Именно такие мгновения и делают жизнь прекрасной…

Дьявол все-таки победил его, хотя сам академик уже уверовал, что тот никогда не проявит свой норов.

Был ли он в этом виноват?

Академик всю боль, всю беду, наконец, весь гнев миллионов людей принял на себя. Он не стал оправдываться и защищаться, так как понимал, что с его именем вот уже несколько десятилетий связывали судьбу атомной энергетики страны, а потому и почести воздавались подчас незаслуженно, и в бедах его вины чаще всего не было. Но не пришло еще время, чтобы 'делить славу и позор' — пусть это делает История. Но История барышня капризная, не всегда она судит объективно, любит ходить на поводу у сиюминутных страстей и нечистоплотных людей, которым подчас приятно оболгать человека, которого давно уже нет в живых и который не способен ответить им.

Я увидел Анатолия Петровича Александрова через несколько дней после трагедии в Чернобыле. Это было в Институте атомной энергии имени И.В. Курчатова, где заседала оперативная группа. Специалисты выслушивали просьбы из Чернобыля, и тут же старались решать те проблемы, которые там возникали по 'научной линии'. Решения надо было принимать быстро, а потому заседания группы, собиравшейся два раза в сутки, а также по необходимости, проходили четко, быстро и потому эффективно.

Академик Александров внимательно выслушал все предложения, и, не сказав ни слова, поднялся и направился к двери. Впервые я почувствовал его возраст — ведь ему уже исполнилось 83! Он шел медленно, по-стариковски согнувшись, несколько раз опирался на стол, поддерживая упавшие плечи. Его трудно было узнать: ведь еще две недели назад мы виделись в президиуме Академии наук, и тогда передо мной стоял энергичный, решительный человек, возвышающийся над всеми своей высоко поднятой головой, прикрытой лишь легким серебристым пушком. Ученых Академии называли 'яйцеголовыми' из-за их президента, впрочем, слово это произносили с уважением, так как президент АН СССР А.П. Александров пользовался уважением не только у руководства страны, но и у простых людей.

И вот теперь все в одночасье рухнуло…

На мечтах и планах теперь будет поставлен крест, и академик Александров это понимал лучше других.

Ему в жизни довелось испытать много ударов судьбы, но он выстоял. Однако авария в Чернобыле не оставила надежды: он прекрасно понимал, что теперь не хватит жизни, чтобы на развалинах построить новое здание. Конечно же, он имел в виду атомную энергетику.

Он прожил без десяти дней 91 год, и что самое удивительное, все эти десятилетия были спрессованы до предела, казалось, ему постоянно не хватает времени, а потому Анатолий Петрович Александров старался жить так, чтобы каждый день оставался навсегда и о нем можно было вспоминать с удовольствием и радостью. Вне зависимости от того, чего это касалось: таких глобальных событий, как пуск первого промышленного реактора, первой АЭС, атомной подводной лодки или атомного ледокола, или на первый взгляд 'пустяков' — 'капустника' в честь юбилея института или собственного дня рождения. Все, что связано с именем Александрова, вспоминается с легкой улыбкой, потому что он умел ценить шутку, да и чувство юмора никогда ему не изменяло.

Жизнь Александрова — он родился в 1903 году — можно условно поделить на несколько этапов, каждый из которых нуждается в подробном исследовании, но я не буду этого делать, так как надо тогда писать толстую книгу, а это уже исследование, но не личные впечатления, к которым я стремлюсь.

Однажды Анатолий Петрович рассказывал, что совсем не собирался стать ученым, а был электромонтером, а потом, как и его отец, учителем. Это было в Киеве, и продолжалось более семи лет.