— Ну и химическими тоже! Тут разделять нельзя и сделать это просто невозможно, однако в основе все-таки физика… Мне трудно говорить, что будет в середине будущего века, но в на ближайшие десятилетия та физика, которую мы называем 'физикой наноструктур', будет развиваться очень бурно. И что любопытно: убежден, нас ждут потрясающие результаты. Нет, не те, что мы ожидаем, а совсем иные- ведь главное в науке именно неожидаемые результаты! Убежден, наша наука хоть и переживает трудные времена, но в ряде областей по-прежнему находится среди лидеров в мировой науке, точно также, как это было и десять, и двадцать, и пятьдесят лет назад.

— В таком случае перенесемся на 50 лет вперед. Что вас поразило бы в 2050 году?

— Самый простой ответ: 'Не знаю!', но я все-таки попытаюсь ответить шуткой. В 1956 году Игорь Васильевич Курчатов впервые прочитал лекцию в Англии о термоядерном синтезе. А через два года прошла первая международная конференция по этой проблеме. На ней сэра Джона Кокрофта спросили: когда же начнется эра широкого промышленного использования термоядерных реакторов? Он ответил: 'Через двадцать лет!' Через семь лет проходила очередная международная конференция на ту же тему, и великого физика снова спросили о промышленном использовании термоядерной энергии. И он ответил: 'Через двадцать лет!' 'Но позвольте, — возмутились газетчики, — семь лет назад мы задавали тот же вопрос, и вы давали тот же самый ответ! Как же так?' И сэр Кокрофт ответил: 'Я никогда не меняю свою точку зрения!'… С тех пор прошло много лет, в программе термоядерного синтеза получены прекрасные результаты, есть даже реальные проекты термоядерных станций, и, тем не менее, ученые подчеркивают, что первый реактор появится лишь в середине XXI века. Если я доживу до 2050 года, что, к сожалению, маловероятно, то очень удивлюсь, если будет работать промышленная термоядерная электростанция…

На изломах истории у человека всегда проявляется лучшее или худшее, что есть в нем. Именно в эти мгновения рождаются герои и предатели, провидцы и негодяи, святые и злодеи. Не каждому поколению приходится переживать 'дни революций', может быть, в этом их счастье, но нам не дано судить о том, потому что один из изломов истории пришелся на годы нашей жизни, а потому нам было суждено познать и глубину падения, и величие человеческого духа.

Один из символов эпохи для меня — пример академика Марчука, который не только выстоял в бурях и страстях 'перестройки', но и поднялся над сиюминутными страстями и, как и предназначено ученому, смог увидеть будущее. Он попытался предупредить о надвигающейся опасности, но его мнением пренебрегли, однако это не сломило его, напротив, придало новые силы в борьбе за те идеалы, перед которыми он преклонялся. А это Истина, которая хоть и в лохмотьях подчас, но от этого не менее прекрасна!

Я хочу рассказать о трех днях жизни Гурия Ивановича Марчука. Их разделяют многие годы, а объединяет лишь одно: в эти дни мы встречались. Первый раз в 1975 году, когда академик Марчук возглавлял Сибирское отделение АН СССР и был вице-президентом. Тогда речь шла о сути той науки, которой он занимался — это математическое моделирование… Другая встреча была на Общем собрании Академии наук СССР, когда ее президент произнес свое 'Прощальное слово'. Это стало для многих полной неожиданностью, мне же показалось, что иначе Гурий Иванович просто поступить не мог… И наконец, третий день — это сегодняшние будни. Гурий Иванович любезно согласился приехать на 'Чаепитие в Академии', и здесь после долгого перерыва нам вновь удалось поговорить о науке, о том, что волнует нынче великого русского ученого.

Я спросил его:

— Очевидно, в 1999 году следует говорить о том, как прошлое должно отразиться в будущем, не так ли?

Гурий Иванович ответил:

— Уходит XX век, начинается новое тысячелетие. Наверное трудно представить более благоприятное время для подведения итогов и прогнозов на будущее, а потому я размышляю о науке на рубеже двух веков. Каждый человек, имеющий богатый жизненный опыт, понимает роль науки в современном мире чувствует тенденции ее развития, а потому глубоко задумывается о том, что же ждет человечество в начале третьего тысячелетия. Я хочу высказать свое мнение, потому что я уже давно готов к этому…

— Новый век пришел к вам раньше?

— Как ни парадоксально, но это так! Есть проблемы, которые станут главными, есть мои ученики, которые готовы ими заниматься, есть четкие представления о том, над чем мы будем работать. Ученые всегда идут впереди общества, в этом смысл науки.

— И в самой науке есть 'передовые отряды'?

— Это те исследователи, которые занимаются самыми важными проблемами.

— И в ы их можете назвать?

— Да, я считаю, что в XXI веке будут две главные проблемы… Но прежде чем назвать их, я хочу сказать о том, чем же был хорош XX век. Открытий, конечно, была тьма — интеллектуальный потенциал человечества проявился в полной мере, и особенно в теоретической физике и астрономии. Люди поняли что макромир и микромир — это две модели, которые должны сойтись. В макромире надо искать те же философские категории, которые присущи микромиру… Впервые эту точку зрения я высказал давно, и ее сразу же поддержал академик Зельдович. Был создан Научный совет по этой проблеме, однако вскоре Яков Борисович умер, и работа Совета застопорилась. Тогда Андрей Дмитриевич Сахаров захотел возглавить этот Совет на Президиуме Академии наук мы с пониманием отнеслись к его просьбе и утвердили его председателем. Но вскоре академик Сахаров увлекся политическими проблемами, и практически не работал в Совете. А жаль, потому что это направление стало бурно развиваться. Это было связано с мощными ускорителями, с большими международными коллективами, которые начали создаваться, с электроникой, с вычислительными машинами. Таким образом, физика в XX веке открыла разные и новые пути развития цивилизации. Конечно, были великие достижения и в химии, и в науках о Земле… Безусловно, XX век ознаменовался выдающимися достижениями в космонавтике — от первого спутника, освоения околоземного пространства и до полетов к Луне и в дальний космос. Но это тоже физика. Я еще не упомянул об атомной бомбе, о термоядерных исследованиях, но это все та же физика, физика и физика… Я не буду детализировать, так как достижения науки понятны и очевидны. Так что же будет в XXI веке? Я много об этом размышлял…

Я прерываю пока рассказ академика Марчука, и возвращаюсь в прошлое на четверть века. Тогда же в этом здании на Ленинском проспекте мы говорили о будущем. И Гурий Иванович произнес ту же фразу: 'Я много об этом размышлял…' А речь шла об одной из важнейших проблем науки — о проблеме управления климатом, той самой проблеме, которая 'переходит в XXI век.

Итак, декабрь 1976 года. Почему журналистская судьба привела меня к академику Марчуку?

Во-первых, в том году погода выдалась необычная. А во-вторых, практически все предсказания метеорологов оказались, мягко говоря, неточными. Такого конфуза ученые не испытывали очень давно… В частности, они предсказывали, что декабрь будет морозным, а на самом деле… шли дожди!

— От ошибок гарантирует теория, апробированная (причем многократно) практикой, — говорит академик Г.И. Марчук. — Эту аксиому науке следует применять и к 'проблеме века'. Метеорологию порой называют искусством, мол, точность прогнозов зависит от интуиции синоптиков. Группа американских метеорологов, которая провела работы по моделированию общей циркуляции атмосферы, даже пришла к выводу, что прогноз на срок более двух недель вряд ли вообще возможен.

— По-моему, такой вывод не может не вызвать у ученого протеста?

— Ученые уже не раз как бы заходили в тупик и бессильно разводили руками. Но так продолжается обычно недолго. Обязательно находятся энтузиасты, которые ищут и в конце концов находят выход из лабиринта.

— В этой роли выступили ученые из Новосибирска?