серьезно.

— Когда вы почувствовали, что родилось грозное оружие? Ведь не думали же вы, что это Р-1?

— Вплоть до 1956 года мы понимали, что ракеты как оружие для будущей войны не эффективны. Но с того момента, как мы соединились с ядерщиками, ситуация сразу же изменилась. Все годы пусков первых ракет мы знали, что рано или поздно это произойдет… Еще в Германии мы узнали о Хиросиме. Тогда я подумал, что очень хорошо, что у немцев не было возможности поставить атомную бомбу на ФАУ-2…

— А что именно произошло в 1956 году?

— На ракете Р-5М впервые была установлена настоящая ядерная боевая часть и был произведен первый в истории (и последний, кстати!) пуск по схеме 'земля-земля'. Расстояние 1200 километров. Сколько там погибло сайгаков, не знаю…

— У боевых ракет своя история. Какие этапы развития вы могли бы выделить?

— Качественные скачки были. Шла 'холодная война', и битвы ее проходили в лабораториях, на полигонах, на заводах. Те, кто создавал новые вооружения, трудились столь же напряженно, как и в годы Великой Отечественной войны.

— Получается, что у вас вся жизнь на войне...

— Так и есть… Надо было обеспечить паритет с Америкой в области ракетно-ядерных вооружений. 'Холодная война' началась при явном преимуществе американцев по ядерным вооружениям. Да и сами США были для нас недоступны. Бомбардировщики могли долететь туда, но вернуться они уже не могли, то есть они были заведомо обречены. Да и средства противовоздушной обороны уже могли отразить любой налет. Поэтому шла очень жестокая война по созданию таких вооружений, которые делали бы Америку столь же уязвимой, как и СССР. И на нас лежала ответственность за создание принципиально нового вида оружия. Поэтому мы так интенсивно работали сначала над первой межконтинентальной ракетой Р-7. И она же стала носителем для первых космических аппаратов. Так что гонка вооружений явилась одним из мощным стимулов развития космонавтики. Все ее становление у нас — пуск первого спутника, Юрия Гагарина, других полетов — базировалось на межконтинентальной ракете, предназначенной для доставки ядерных зарядов до Америки… Но нам быстро стало понятно, что Р-7 для войны непригодна. И мы сделали ракету Р-9. Янгель параллельно создавал ракету Р-16, Челомей начал делать 'Сотку'. Шло соревнование между 'ракетными полководцами', у каждого была своя концепция. Потом появляются твердотопливные ракеты, и резко сокращается время подготовки к старту — от семи суток у Р-7 и до нескольких секунд у современных ракет. От моноблочных головных зарядов перешли к многоблочным, к боеголовкам с индивидуальным наведением. Резко возросла точность: у Р-1 'квадрат попадания' был 16 на 8 километров, а теперь 100 на 100 метров!.. Это все качественные скачки в ракетостроении, и над этим работали лучшие умы нашей страны. И спектр был очень широкий: требовались люди разных специальностей. Требовалась полная отдача не только интеллектуальных, но и физических сил.

— Но рано или поздно экономика должна была 'надорваться', не так ли?

— Одна из причин того, что мы проиграли лунную гонку, и была в том, что экономика не способна была обеспечить развитие боевого и лунных направлений. Надо было выбирать: 'или — или'. Естественно, предпочтение было отдано оборонному направлению. А американцам было под силу развитие разных направлений, и поэтому они выиграли. Кстати, Вернер фон Браун, который в Германии занимался боевыми машинами, в Америке создавал лунный носитель, и никаких других забот у него и его коллектива, в котором работало около семисот немцев, не существовало. У нас положение было совершенно иное: мы выполняли распоряжение Хрущева — 'Луну американцам не отдавать!', и одновременно занимались боевыми ракетами.

— А вы считали, что ядерная война возможна?

— Нам казалась она реальной. Разные источники — и пресса, и разведка — постоянно нагнетали обстановку, мол, вот-вот может последовать удар… А во времена Карибского кризиса все было на волоске…

— Где вы были в это время?

— На полигоне. И должен был снимать свою ракету, предназначенную для запуска станции к Марсу, со старта, чтобы сюда военные могли поставить ракету с ядерной боеголовкой для возможного пуска по Соединенным Штатам.

— Вы сняли свою ракету?

— Нет, Хрущев с Кеннеди успели договориться. Но мир стоял на волоске от мировой ядерной войны, я это особенно остро почувствовал на полигоне, когда уже начали там действовать законы военного времени. На пуск к Марсу приехали крупные ученые во главе с Келдышем, но даже они не могли что-то изменить — им оставалось только сидеть в 'маршальском домике' и расписывать 'пульку'. Причем каждый из них понимал, что через несколько минут все вокруг может превратиться в пыль: полигон, конечно же, был объектом № 1 для атомной атаки. Реальную угрозу возможности ракетно-ядерной войны в те дни осознали немногие. Как мир в действительности был близок к ядерной катастрофе, понимало очень небольшое количество людей в СССР и США. Хрущев знал о многократном ядерном превосходстве США. Кубинцы этого не знали и приказ Москвы, отменивший подготовку ракет и демонтаж пусковых установок, расценили как предательство. Кеннеди не сомневался в ядерном превосходстве США. От начала ядерной войны его остановила возможность попадания одной ядерной боеголовки в Нью-Йорк. А ведь это могла быть боеголовка ракеты Р-7А, которая могла бы заменить нашу машину, нацеленную на Марс.

— А вам не было страшно?

— Трудно ответить на этот вопрос. Страха было меньше, чем во время войны, когда попадали под реальные бомбардировки. Где-то в глубине души сохранялась уверенность, что все образуется.

— Какая ракета, на ваш взгляд, лучшая за все годы соперничества с США?

— Объективно я не пытался оценивать это, да и не могу принижать или возвышать роль коллективов, которые участвовали в этой гонке. Во всей истории создания боевой техники, на мой взгляд, в целом была допущена одна ошибка: с самого начала шло активное соревнование между Янгелем и Челомеем, да и мы в этом участвовали. Речь шла о наилучших жидкостных боевых ракетах. Они хороши, когда речь идет о посылке сверхмощных зарядов, а потому их требуется немного. Американцы же пошли по пути создания твердотопливных ракет. Янгель, а затем и Уткин разработали ракету Р-36М, которую прозвали 'Сатаной'. Это очень грозная ракета, но их надо немного. А массовыми ракетами, конечно, должны быть твердотопливные. Мы отстали от американцев, главным образом потому, что у нас не было топлив. А когда они появились, то мы стремительно пошли по этому пути, и честь и слава Главному конструктору Надирадзе, что он создал 'сухопутные подводные лодки', спрятал ракету и тем самым защитил ее от возможного удара. Переход к межконтинентальным ракетам на подвижном старте — это самое прогрессивное направление. Единственное, что у нас теперь остается, это 'Тополь М' — так что выбор не очень большой.

— Промышленность справится с их выпуском?

— К сожалению, состояние ее ужасное, и потому оптимизма нет.