— Да… Тогда и началось все это дело, и так всю жизнь я занимался ракетной техникой.

— Как вы оценили бы те полвека, которые прошли с первых пусков?

— Это целая эпоха! Ракетостроение заставило целые смежные направления науки и техники измениться коренным образом, потому что нужно было решать сложнейшие и принципиально новые проблемы. Сергей Павлович Королев не только первым занялся ракетной техникой, первым начал осваивать космическое пространство, но и открыл совершенно новое направление в науке и технике, которое очень многое изменило в развитии цивилизации… Но затем все изменилось… Я хочу сказать о таких вещах, которые мало кому нравятся, но, на мой взгляд, они отражают реальность, а потому мы обязаны их знать. Ракетная техника, как известно, разделилась. И это произошло в начале 50-х годов. Она разделилась на 'сухопутную', 'космическую' и 'морскую'. Считаю, что мне повезло — я начал заниматься 'морской', так как она на порядок сложнее и интереснее всех остальных.

— Почему?

— Возьмем, к примеру, авианосец. На нем есть радиолокация, гидроакустика, самолеты, связь всех диапазонов, крылатые и другие ракеты, атомная техника, сложная система управления и так далее. Я хочу сказать: где на суше вы найдете такую концентрацию современной техники? Так что Военно-морской флот — это та движущая сила, которая заставляла развиваться всю науку и технику XX века…

— И что наиболее сложное на флоте?

— Межконтинентальные баллистические ракеты, которые ставились на подводные лодки. С точки зрения насыщенности аппаратурой лодка мало чем уступает авианосцу — там нет самолетов, но есть торпеды, есть ракеты ближнего боя, ракеты самозащиты и, наконец, баллистические. Так что две единицы флота — авианосный корабль и подводный крейсер — насыщены техническими системами очень сильно. Это целый мир…Ну а что сложное, то для конструктора и ученого и самое интересное.

— Вы — человек сугубо сухопутный…

— Я — сугубо морской человек! Просто до того времени, как я занялся системами управления 'морских' ракет, я делал их для 'сухопутных'…

— Я имею в виду другое: где на Урале моря и океаны?

— Тем не менее у нас на Урале есть склад имущества ВМС!

— Почему?

— Наверное, это все-таки связано с географией страны. Во время войны немцы быстро дошли до Москвы. Если бы они ее взяли, то и до Волги добрались бы. А вот до Урала не дойдешь. С обеих сторон — с востока и запада — достаточно далеко… Это одна из причин. Есть и другая, и она связана с особенностями уральского народа.

— Оказывается, есть и такой?

— Конечно. Это своеобразные люди, очень трудолюбивый и совершенно неиспорченный народ…

— Что вы вкладываете в понятие 'испорченный'?

— Я Москву знаю хорошо… До августа 53-го был москвичом, а потом мне приходилось ездить туда достаточно часто… Я считаю, что Москва совершенно испорченный регион. Это своего рода какая-то популяция, которая не относится к России, хотя и управляет ею… На мой взгляд, Москва интересы России не представляет…

— Но в вашей области было иначе: именно Москва определяла развитие ракетной техники?

— Это не так! Сделать 'сухопутную' ракету в три раза проще, чем 'морскую'…

— Почему? И та, и другая должны хорошо лететь, точно попадать в цель…

— Это слишком поверхностный взгляд на всю эту проблему… Я попробую сформулировать то, что отличает систему управления 'морской' ракеты и ее самою от 'сухопутной'… Последняя — самая простая ракета, которая может быть! У нее автономная система управления, стоит она на земле, которая не шевелится. Заранее известно, где именно она находится, и есть координаты цели. Все это позволяет посчитать 'полетное задание', записать на специальные блоки запоминающих устройств… Ракета устанавливалась в шахту и подключалась к наземной системе управления. Ракета ушла, и никакой связи с землей, с центром управления она не имеет… Как она пошла, так она и пошла — тут уж ничего не сделаешь!.. У 'морской' ракеты, честно говоря, абсолютно все делается по-другому! Во-первых, неизвестно, из какой точки вы будете стрелять — в лучшем случае мы знаем о ней с точностью плюс-минус десять километров, а попасть нужно с более высокой точностью. Это огромная задача… Второе: подводная лодка это не стационарная пусковая установка. Лодка плывет, шахта в ней стоит поперек — значит, при выходе ракеты появляется 'боковая составляющая', идет работа на излом: хвост ракеты еще в шахте, а тело уже испытывает воздействие потока воды… Теперь надо запустить двигатель. На суши — проблемы нет: давление вокруг одна атмосфера… У 'морской' ракеты двигатель запускается под водой, а вокруг избыточное давление… Может быть, это и 'мелочи', но из них постепенно набирается огромное количество… 'Морскую' ракету вы можете поставить на суше и стрельнуть ею куда надо, а 'сухопутную' поставите на лодку — она там и останется…

— Думаю, вы достаточно убедительно показали, что вам было тяжелее, чем 'сухопутчикам'!

— …Хотя и стреляем из-под воды, но волнение океана ощущается на лодке — она качается в двух направлениях: с борта на борт и с носа на корму. От качки в двух плоскостях лодка совершает 'орбитальное' движение — это очень сложная механика. Надо суметь перед стартом выставить горизонт — без системы координат вы не сможете управлять ракетой в полете… Любопытный факт из истории. 'Сухопутчики' убеждали нас, что решить эту проблему невозможно, а мы уже лет двадцать как ее решили!

— Неужели и между 'своими' были секреты?

— Конечно. Мы делились только той информацией, которая была необходима. Секретность была высочайшей… Кстати, мне пришлось поспорить и с Пилюгиным, и с Кузнецовым по этой проблеме, они меня считали 'сумасшедшим'… Но я уже влез в эту область, понимал, что иначе морякам нельзя — если я не решу проблемы управления при таком необычном старте, то и ракеты не будет.

— Есть почти анекдот о Пилюгине. Однажды на заседании Совета Главных конструкторов было сказано, что, согласно законам природы, такую-то проблему решить невозможно… И вдруг Пилюгин говорит: мои инженеры не знали, что это невозможно, а потому проблему они решили…

— В нашем деле всякое бывало… К примеру, ракеты стояли поперек лодки, и естественно, от размера ракеты зависит 'толщина' сумбарины. А в это в свою очередь скорость движения лодки и мощность ее энергетической установки. Если ракету мы сделаем 'длинной и толстой', то скорости у лодки не будет, да и 'шуметь' она будет… В общем, неприятностей масса. Ну а сухопутные ракеты все тоненькие и длинные, как карандаши. И управлять ей удобно… Морские же ракеты все короткие и диаметр у них большой, управлять такими ракетами чрезвычайно сложно, потому что они неустойчивы. Получается, что без управления она перевернется и полетит вверх хвостом. Это наложило определенные сложности на создание систем управления — одно время мы очень сильно с этими проблемами мучались…

— Но вам помогали?

— Конечно! Очень много институтов Академии наук с нами работали… Мы были своеобразным мостом между фундаментальной наукой и заводами, куда передавали чертежи. К сожалению, эта система сейчас расстроилась, и сегодня Академия наук не может ничего внедрить. Чертежей в ней не умеют делать, да и ученые не знают правил, по которым работают заводы. Там не модели нужны, а чертежи и технологии… Мы и занимали промежуточное положение: высокую науку переводили на инженерный язык. Правда, мы делали это весьма оригинально, то есть на высоком техническом уровне. И в стране с нами могли работать только три завода. У нас была сильно развита автоматизация проектирования, подчас обходились файлами в вычислительных системах… Здесь, в Свердловске, мы разрабатывали печатную плату, передавали файл на наш завод, который находился в десяти километрах, и там станки работали. Так что с нами по-настоящему лишь три предприятия могли взаимодействовать. Один из них — Киевский радиозавод. Поначалу они здорово 'брыкались', мол, аппаратура очень сложная, мороки с ней много… Действительно, наша аппаратура была самая маленькая по габаритам, и требовались определенные навыки, чтобы освоить ее производство. Но позже они поняли: развитие производства идет успешно лишь