«Прощай, Баку! Тебя я не увижу…» — Стихотворение написано незадолго до отъезда, после почти двухмесячного пребывания в Баку. В эти месяцы были созданы такие значительные стихотворения, как «Песня», «Ну, целуй меня, целуй…», «Голубая да веселая страна…» и др. Вновь в Баку Есенин приехал в конце июля того же, 1925 года.
Вынул я кольцо у попугая… — А. А. Есенина вспоминает: «Кольцо, о котором говорится в стихотворении, действительно Сергею на счастье вынул попугай незадолго до его женитьбы на Софье Андреевне. Шутя Сергей подарил это кольцо ей. Это было простое медное кольцо очень большого размера» («Воспоминания», с. 71).
Ах, у луны такое // Светит — хоть кинься в воду… — По воспоминаниям журналиста Н. К. Вержбицкого, эти строки связаны с рассказанной им Есенину легендой о китайском поэте VIII века Ли Пу (Ли Бо), который бросился в воду, захотев обнять отражение луны (см.: Н. Вержбицкий. Встречи с Есениным. Тбилиси, 1961, с. 32–33).
«Гори, звезда моя, не падай…», «Жизнь — обман с чарующей тоскою…» — Вспоминая об обстоятельствах создания этих двух стихотворений, написанных близ Баку, в Мардакянах, С. А. Толстая-Есенина писала: «В то время Есенин плохо себя чувствовал. Опять появились предположения, что у него туберкулез. Он кашлял, худел, был грустен, задумчив. Настроениями и разговорами этих дней навеяны оба эти стихотворения» (Комментарий С. А. Толстой-Есениной хранится в Государственном литературном музее — Москва).
Пусть она услышит, пусть она поплачет. // Ей чужая юность ничего не значит. — Ср. у Лермонтова в «Завещании»:
Ты расскажи всю правду ей, Пустого сердца не жалей, Пускай она поплачет… Ей ничего не значит! «Я красивых таких не видел…» — Шура — Александра Александровна Есенина, младшая сестра поэта (род. в 1911 г.). Осенью 1924 года она переехала из Константинова в Москву, чтобы продолжить учебу в школе. Об обстоятельствах, связанных с возникновением этого и последующих посвященных ей же стихотворений, А. А. Есенина вспоминает:
«В один из сентябрьских дней Сергей предложил Соне (С. А. Толстой-Есениной. — А. К.) и мне покататься на извозчике. День был теплый, тихий. Лишь только мы отъехали от дома, как мое внимание привлекли кошки. Уж очень много их попадалось на глаза. Столько кошек мне как-то не приходилось встречать раньше, и я сказала об этом Сергею. Сначала он только улыбнулся и продолжал спокойно сидеть, погруженный в какие-то размышления, но потом вдруг громко рассмеялся. Мое открытие ему показалось забавным, и он тотчас же превратил его в игру, предложив считать всех кошек, попадавшихся нам на пути… Это занятие нас всех развеселило, а Сергей увлекся им, пожалуй, больше, чем я. Завидев кошку, он вскакивал с сиденья и, указывая рукой на нее, восклицал: «Вон, вон еще одна!»
…Когда мы доехали до Театральной площади, Сергей предложил зайти пообедать. И вот я первый раз в ресторане. Швейцары, ковры, зеркала, сверкающие люстры — все это поразило и ошеломило меня. Я увидела себя в огромном зеркале и оторопела: показалась такой маленькой, неуклюжей, одета по- деревенски и покрыта красивым, но деревенским платком. Но со мной Соня и Сергей. Они ведут себя просто и свободно. И, уцепившись за них, я шагаю к столику у колонны. Сидя за столом и видя мое смущение, Сергей все время улыбался и, чтобы окончательно смутить меня, он проговорил: «Смотри, какая ты красивая, как все на тебя смотрят…»
…А на следующий день Сергей написал и посвятил мне стихи: «Ах, как много на свете кошек, нам с тобой их но счесть никогда…» и «Я красивых таких не видел…» («Воспоминания», с. 72–73).
«Эх вы, сани! А кони, кони!..» — «Осенью 1925 года, — вспоминала С. А. Толстая-Есенина, — вскоре после возвращения в Москву из поездки на Кавказ, где Есенин работал главным образом над продолжением цикла «Персидских мотивов», он несколько раз говорил о том, что хочет написать цикл стихов о русской зиме. Первым стихотворением этого цикла явилось «Эх вы, сани! А кони, кони!..». За ним последовали другие на ту же тему. В течение трех месяцев, почти до самой смерти, Есенин не оставлял этой темы и написал двенадцать стихотворений, посвященных русской зимней природе. Необычайное многообразие, яркость, величавость, сказочная, фантастическая красота нашей зимы, которую с детства любит всякий русский человек, увлекали Есенина, глубоко любившего свою родную страну, пробуждали в нем высокие поэтические настроения, рождали новые прекрасные образы и сравнения» («Смена», М., 1946, № 3–4, февраль).
