черновой, и только через несколько лет обработал ее. Стихотворение «Владимирская Богоматерь» переписал тогда же с рукописного оригинала, взятого у о. Арсения.
Владимирская Богоматерь
Не на троне – на Ее руке, Левой ручкой обнимая шею, – Взор во взор, щекой припав к щеке, Неотступно требует… Немею – Нет ни сил, ни слов на языке… А Она в тревоге и в печали Через зыбь грядущую глядит В мировые рдеющие дали, Где закат пожарами повит. И такое скорбное волненье В чистых девичьих чертах, что Лик В пламени молитвы каждый миг Как живой меняет выраженье. Кто разверз озера этих глаз! Не святой Лука-иконописец, Как поведал древний летописец, Не печерский темный богомаз: В раскаленных горнах Византии, В злые дни гонения икон Лик Ее из огненной стихии Был в земные краски воплощен. Но из всех высоких откровений Явленных искусством – он один Уцелел в костре самосожжений Посреди обломков и руин. От мозаик, золота, надгробий, От всего, чем тот кичился век, – Ты ушла по водам синих рек В Киев княжеских междуусобий. И с тех пор в часы народных бед Образ Твой, над Русью вознесенный, В тьме веков указывал нам след И в темнице – выход потаенный. Ты напутствовала пред концом Ратников в сверканьи литургии… Страшная история России Вся прошла перед Твоим лицом. Не погром ли ведая Батыев, Степь в огне и разоренье сел – Ты, покинув обреченный Киев, Унесла великокняжий стол? И ушла с Андреем в Боголюбов, В прель и глушь Владимирских лесов, В тесный мир сухих сосновых срубов, Под намет шатровых куполов. И когда Хромец Железный предал Окский край мечу и разорил, Кто в Москву ему прохода не дал И на Русь дороги заступил? От лесов, пустынь и побережий Все к Тебе за Русь молиться шли: Стража богатырских порубежий… Цепкие сбиратели земли… Здесь в Успенском – в сердце стен Кремлевых, Умилясь на нежный облик Твой, Сколько глаз жестоких и суровых Увлажнялось светлою слезой! Простирались старцы и черницы, Дымные сияли алтари, Ниц лежали кроткие царицы, Преклонялись хмурые цари… Черной смертью и кровавой битвой Девичья святилась пелена, Что осьмивековою молитвой Всей Руси в веках озарена. Но слепой народ в годину гнева Отдал сам ключи своих твердынь, И ушла Предстательница-Дева Из своих поруганных святынь. А когда кумашные помосты Подняли перед церквами крик, – Из-под риз и набожной коросты Ты явила подлинный свой Лик. Светлый Лик Премудрости-Софии, Заскорузлый в скаредной Москве, А в грядущем – Лик самой России – Вопреки наветам и молве. Не дрожит от бронзового гуда Древний Кремль, и не цветут цветы: В мире нет слепительного чуда Откровенья вечной Красоты! Верный страж и ревностный блюститель Матушки Владимирской, – тебе – Два ключа: златой в Ее обитель, Ржавый – к нашей горестной судьбе. 1925–1929 гг.
Коктебель.
Приписка о. Арсения (1961 г.): «Предполагаю, что последние четыре строки относились к А. И. Анисимову, реставрировавшему икону Владимирской Богоматери и охранявшему ее от посягательств на дальнейшее раскрытие красочных слоев. Александр Иванович Анисимов был расстрелян в 1937 г.».
