высокие особы подготовляют покушение на его жизнь… а в телеграмме, полученной мною, он сообщал о том, что ко мне приедет его жена, которая привезет документы… что Хвостов организовал убийство Распутина… Затем ко мне явилась скромно одетая бедная женщина… стала показывать мне… телеграммы Хвостова о том, что он предлагает ее мужу 60 тысяч за убийство… Кажется, телеграммы были подписаны… Государь поручил расследование этого дела Штюрмеру».

Еще не поняв, кто стоит за историей со Ржевским, Хвостов бросился к Белецкому обсуждать — что ему делать? Белецкий подвигнул шефа на решительный (а точнее — на самоубийственный) шаг: поехать к царю, показать записи агентов, наблюдавших за Распутиным, и выложить все начистоту. Хвостов согласился. С каким нетерпением ждал его Белецкий из Царского Села!

Вернувшись, Хвостов, судя по воспоминаниям Белецкого, рассказал, что царь взял его доклад о Распутине и ушел с ним в покои царицы. Министр слышал их разговор в повышенном тоне. Потом Николай вернулся и сухо попрощался. Доклад остался у царя.

Когда Хвостов ненадолго вышел из кабинета Белецкого, тот, как и подобает начальнику тайной полиции, не побрезговал тотчас обследовать портфель шефа, где и обнаружил… оба экземпляра доклада о Распутине. И убедился в том, что подозревал с самого начала: Хвостов ничего не сказал Государю о мужике.

Впрочем, вскоре Белецкий узнал, что вместо доклада о Распутине, Хвостов сделал царю доклад… о Белецком! Министр предложил отправить своего заместителя в провинцию генерал-губернатором, обвинив… в заговоре против Распутина! Так они предавали друг друга.

В ответ Белецкий нанес новый удар. Симанович заявил в департамент полиции, что к нему приехал некий инженер Гейне и сказал, что Ржевский по поручению Хвостова организовывал покушение на Распутина. «Толстопузый» все понял, но было уже поздно…

Из показаний Вырубовой: «Ко мне приехал страшно взволнованный Хвостов, плакал, сказал, что вся история — это „шантаж“, затеянный Белецким… чтобы спихнуть его с места… что все это неправда, что это „жидовская провокация“ (имеется в виду заявление Симановича. — Э. Р. )… и просил об этом доложить Их Величествам. Я исполнила его просьбу, но получила ответ, что, даже если он не виноват в этой истории, он виноват в том, что связался с таким типом, как Ржевский».

Вот в такой обстановке началась сессия Думы. И царь приехал на нее — по совету мужика! Следователь Чрезвычайной комиссии впоследствии спросит Штюрмера: «Вы не припоминаете, что бывший император 9 февраля 1916 года присутствовал на молебне по случаю открытия Думы?.. Вам известно, что это Распутин настаивал на том, чтобы царь туда поехал, и это он сказал царю, чтобы тот посетил Думу?»

Идея действительно была блестящая. Несмотря на скандал с Хвостовым, приезд царя на какое-то время утихомирил Думу.

Комиссия Штюрмера, расследовавшая историю покушения на Распутина и участие в нем Хвостова, уже работала, когда Комиссаров предпочел выйти из игры — причем весьма экстравагантно.

Из показаний Комиссарова: «Я явился в его (Распутина. — Э. Р. ) квартиру и в присутствии Вырубовой и большого числа его поклонниц… не без площадных слов выбранил Распутина». Полковник стоял перед мужиком и крыл его матом — за все унижения, насмешки и издевательские поручения. Так он отвел душу… Потом, естественно, он «больше Распутина не видел и в конце февраля 1916 года оставил Петроград по своему желанию и настоянию Царского Села».

Когда Белецкий приехал извиняться за Комисарова, Распутин, по его словам, «вздохнул и не без смущения сказал: „Уж больно шибко он меня материл… прямо страсть как шибко“. Мужик уважал умение материться, свойственное истинно русским господам.

Работа комиссии Штюрмера вызвала и другие весьма неожиданные инциденты. Хвостов понял, что «отдан на съедение Штюрмеру», и сделал отчаянный ход — по его приказу был арестован Симанович. Его взяли ночью, прямо из постели, и Хвостов тут же объявил, что у него есть обоснованные подозрения насчет участия «секретарей» Распутина в шпионаже в пользу немцев. Аресты будут продолжены, а на квартирах Добровольского и Волынского пройдут обыски. «Я успел обыскать их всех», — гордо показал впоследствии Хвостов. И у всех было найдено множество записок-«пратец» Распутина, совершенно однотипных — с крестом наверху и следующим текстом: «Милый дорогой выслушай и помоги грегорий». По какому делу, кому адресовано — не сказано. Можно было обращаться к кому угодно и по любому вопросу.

Хвостов пригрозил объявить на всю Россию о торговле этими своеобразными индульгенциями. Симановича готовились выслать из Петрограда. Толстопузый пустил слух: теперь на очереди обыск у самого Распутина!

И Распутин растерялся. К нему вернулся вечный страх беззащитного русского мужика. «Он у себя на Гороховой за чаем, схватившись за голову, вдруг закричал, не то на Вырубову, не то на ее высоко торчавшую шляпу: «Злодеи! Чего мучаете?

Прекратить! Горя не видали? Гнева Божьего не испытали?», — и быстро ушел в свою комнату», — вспоминала Беллинг.

Между тем Хвостов продолжал уверять: обыск на квартире Распутина будет произведен в ближайшие дни. В Царском начался настоящий переполох.

Из показаний Вырубовой: «Я сейчас же написала Хвостову письмо… чтобы он не делал обыска в квартире Распутина, прибавив… „если только это не шантаж“. Я… написала Хвостову из дворца, согласно тому, что было мне сказано».

Добавим: было сказано самой царицей.

В марте 1916 года Хвостов, преступивший все границы дозволенного, был отправлен в отставку. Разгневанный царь даже не вызвал его для уведомления. Пост министра внутренних дел освободился. Но Белецкий не смог воспользоваться падением Хвостова.

Из показаний Манасевича: «Распутин говорил: „Аннушка спрашивала меня, кого назначить министром… Я сам не знаю, кого… Белецкий хочет. Но он, если меня и не убивал, то убил бы… А Старикашка сидит. Пусть он сидит и правит“.

И Штюрмер получил долгожданный портфель министра внутренних дел.

Итак, первое министерство, сформированное «нашими», потерпело явный крах. С падением Хвостова поторопились избавиться и от подозрительного Белецкого — решено было отправить его генерал-губернатором в провинцию (как, кстати, и советовал Хвостов).