И Распутин дал им умный совет: он предложил направить в Думу… царя! Как показал Хвостов: «Распутин сказал, что уже не раз говорил с царем, что ему надо помириться с Думой, приехать в нее и сказать: „Я — ваш, а вы — мои, из-за чего нам ссориться?“

Николай еще раздумывал над этим предложением, а Хвостов и Белецкий уже начали готовить встречу. Оба понимали, что прежде всего надо умаслить председателя Думы Родзянко. Белецкий обратился к помощи мужика. И как только он заговорил о том, что Родзянко «нужны знаки царского внимания», Распутин все мгновенно понял и «сказал, что сделает все, чтобы Родзянко наградили орденом.

И вскоре Аликс написала Ники: «3 ноября… Хвостов находит, что ему (Родзянко. — Э. Р. ) надо бы дать теперь орден. Это ему польстило бы, а вместе с тем он упал бы в глазах левых тем, что принял от тебя награду. Наш Друг говорит, что это было бы правильным образом действий. Конечно, это очень несимпатично, но — увы!.. Теперь времена такие, что нужно из благоразумия делать такие вещи, которых не хотелось бы делать… « 6 декабря ненавистный царице Родзянко получил орден.

Между тем Хвостов принялся осуществлять свои планы. «В то время Хвостов уже бросил в Царском первые семена недоверия к Горемыкину в смысле неправильной его политики по отношению к Думе», — показал Белецкий.

У «Толстопузого» с самого начала была ясная цель — стать премьером вместо старика Горемыкина. И теперь вовсю шла обработка Распутина на конспиративной квартире, причем делалось это весьма откровенно. «Во время обедов Хвостов… убеждал Распутина, что самым лучшим председателем Совета министров будет он, Хвостов», — показывал Комиссаров.

При этом «Толстопузый» хотел не просто власти, а неограниченной власти — той, которой обладал великий Столыпин. «Хвостов убеждал Распутина, что должность премьера надо объединить с портфелем министра внутренних дел… ибо премьер без этого портфеля — ничто… „кот без яиц“… Распутин по своему обыкновению на все это определенного ответа не дал… будучи человеком хитрым… отделывался односложными ответами».

Но мужик и сам понимал: старику премьеру нужно уходить. И поговорил с «мамой»…

«6 ноября… Знаешь что, дружок, Он думает, что мне лучше теперь повидать старика и осторожно ему все сказать (ведь если Дума его ошикает, что можно будет сделать?)… Лучше ему уйти по твоему же желанию, чем вследствие скандала».

Но кого назначить? Она не знала. И опять пришло время «Нашего Друга»… Нет, он вовсе не собирался рекомендовать Хвостова — тот был слишком коварен и глуп. Нужен был совершенно другой, новый человек — которого примут и «наши», и Дума. Вот когда сказалось отсутствие знавшего всех и вся князя Андроникова! И Распутину, видимо, пришлось обсуждать возможные кандидатуры с «мозговым центром» (Симанович, Рубинштейн, Манасевич-Мануйлов).

Между тем сессия Думы приближалась. Новый премьер был пока не найден — приходилось спасать старого. Но для этого царю следовало сделать шаг к примирению с Думой. И мужик снова предложил свой великий ход — царю нужно явиться в Думу.

Николай был склонен принять предложение, но гордая Аликс относилась к нему весьма прохладно. Однако «Наш Друг» все ей объяснил… И 13 ноября царь, к своему изумлению, получил от нее такое письмо: «Если бы ты мог появиться и сказать несколько слов, совершенно неожиданно, в Думе (как ты это полагал), то это могло бы… стать блестящим выходом из положения… После этого старику стало бы легче».

Но Распутин понимал: так долго продолжаться не может. Так что надо было спешно найти нового премьера…

Пока шли поиски премьера, Аликс вновь пришлось заняться церковью.

Флегматичный барин Волжин, назначенный в Синод вместо Самарина, разочаровал царицу. Он вдруг повел себя независимо: попытался осуществить то, на чем сломал себе шею его предшественник, — отправить на покой Варнаву, о котором уже заговорили в Думе. Но она не отдала одного из «наших»…

«11 ноября… Тебе следует сделать Волжину хорошую головомойку… он слаб и напуган… Когда ты увидишь его, объясни ему, что он служит прежде всего тебе и церкви, и что это не касается ни общества, ни Думы».

В то же время в «царскосельском кабинете» возникла идея о назначении скандально известного Питирима Петроградским митрополитом. И Аликс снова привычно нажала на Ники.

«12 ноября… Душка, я забыла рассказать тебе о Питириме, экзархе Грузии… он человек достойный и „великий молитвенник“, как говорит Наш Друг. Он предвидит ужас Волжина… но Он просит тебя быть твердым, так как Питирим — единственный подходящий человек… Было бы очень хорошо, если бы ты это сделал тотчас по приезде, чтобы предупредить всякие разговоры, просьбы Эллы… „ Завершала букет государственных предложений еще одна идея „Нашего Друга“: „Он просит тебя немедленно назначить Жевахова помощником Волжина… возраст ничего не значит, он в совершенстве знает церковные дела. Это твое желание, ты — повелитель… „ Князь Жевахов — тот самый молодой человек, который стоял на снимке среди поклонников Распутина. Он был маленьким чиновником в Государственном Совете, но «Наш Друг“ сразу его отметил. По слухам, Жевахов тоже принадлежал к «сексуальному меньшинству“, что было пагубно для церковной карьеры, однако Распутин начал его выдвигать и вскоре ввел во дворец. И вот уже скромный чиновник по поручению царицы едет в Белгород «для устройства раки мощей святителя Иоасафа“.

Волжин отказался взять Жевахова в помощники. Тогда для князя специально создали должность «второго товарища» обер-прокурора. А потом первого выгнали, и Жевахов стал единственным…

В конце 1915 года Питирим стал митрополитом Петроградским и Ладожским, главным из церковных иерархов — «Первоприсутствующим в Синоде». Он поселился в знаменитой Александро-Невской лавре.

А в начале следующего года потерял свое место строптивый Волжин. Вместо него обер-прокурором стал безгласный, «послушливый» Николай Раев — бывший скромный директор Высших женских курсов.

Переворот завершился. Послушный Синод был создан. И скоро Аликс напишет царю: «20 сентября 1916…. Представь, Синод хочет поднести мне грамоту и икону (вероятно, за мой уход за ранеными)… ты себе представляешь меня, бедную, принимающей их всех? Со времен Екатерины ни одна императрица не принимала их одна… Гр

в восторге от этого (я не разделяю Его радости), но странно, разве это не меня они постоянно так боялись и осуждали?»

Императрица заслужила награду от нового послушного Синода — ведь она создала его сама… вместе с