Долгая-долгая пауза, наконец-то Она сумела совсем успокоиться.

Вскакивает.

Все! Я выспалась, больше не хочу. Я хочу вина!

Он. Зачем тебе вина?

Она. Испугались? Я так люблю, когда вы пугаетесь. Я хочу напиться! Я хочу напиться! Слышите!

Он. Тебе не надо напиваться.

Она. Ха-ха! А вы без юмора: учить праведности вами же сотворенную грешницу… Ну хорошо. Я, пожалуй, еще немного у вас побуду. (Нежно-нежно.) Мне не так долго осталось с вами встречаться… Мне, может, не очень долго осталось жить. Не верите? (Серьезно.) Я не переживу этого лета. Кстати, они — это она.

Он. А твой отец…

Она. Разучитесь задавать мне вопросы. (Опять нежно-нежно.) Она читала мне вслух сказки! Все детство! Миллион сказок! Она очень красивая, и она принадлежала мне, только мне!.. И вот однажды… она перестала читать, и я стала сама их придумывать. Как я люблю свое лето… Знаете, в чем между нами огромная разница? В том, что у вас уже было это лето … И вот однажды я узнала, что она — не моя, она мне изменила. Учтите, я даже не возненавидела его, он ниже моей ненависти. Я возненавидела ее! Я не могла смотреть на нее без презрения! У нее голос меняется, когда она разговаривает с ним по телефону! Я все время вспоминаю историю: тигр любил укротительницу и загрыз ее, когда она полюбила! Но самое жуткое: недавно я прочла ее письмо. Она — богиня! Красавица! Рожденная, чтобы ее боготворили! Писала неизвестному! И готова была боготворить его, только чтобы не быть одной… то есть не быть со мной!

Он. Это мы ей звонили?..

Она. Не мы, а вы! Послушайте, я рассказала вам все это только потому… что у меня ощущение, что все, что знаю я, — знаете и вы. И я путаюсь! Просто чтобы не путаться… Который час?

Он. Четыре.

Она. Прекрасно. Еще, пожалуй, четверть часа. Я уже совсем не хочу спать. Знаете, ночью я оживаю. Возлюбленная ночь… Но именно в этот час, знаете, перед рассветом, у меня появляется ощущение такого трагизма — как будто мне осталось жить всего лишь до восхода! И так не хочется уходить. Я люблю ночь за нереальность, или моя нереальность от ночи? (Вдруг.) Пожалейте меня! (Бешено.) А, все равно! Моя ночь! Милый! Милое чудо! (Смеясь.) Слушайте! Слушайте! Помните, я говорила, что не боюсь никого и никто не сумеет причинить мне боль? Помните? Знаете почему? Потому что самая страшная боль исходит от меня самой. И самое дикое, что я эту боль предчувствую задолго. И, предчувствуя, я уже заранее ее переживаю. Так что, когда эта боль наступает, — мне уже не больно. Невероятная дикость получается: то, что я чувствую во время, предшествующее боли, — куда страшнее, чем сама боль… Знаете, отчего я сейчас так переживаю? (Шепчет.) Я чувствую: Я вас потеряю.

Он. Ну что ты еще выдумала?

Она. Я хорошая, слышите? Я хорошая! Скажите: я хорошая, да? Я все равно хорошая? Да? Да?

Он. Да, да!

Она. И понимаете, то, что я сейчас скажу вам, — это не фантазия: я знаю точно — я жила раньше… очень давно… иначе я не могла бы так точно вас предчувствовать. Вы верите?

Он. Верю.

Она. Нет, вы попросту хотите спать… У меня есть теория: в Новый год я должна стричься. Дело в том, что кончики моих волос хранят память года. Определенная их длина соответствует определенному страданию. И оттого вместе с кончиками волос уходят мои беды… Поэтому 31 декабря я прихожу в парикмахерскую, но там на меня смотрят как на идиотку: говорят, у тебя стричь нечего. Но я жду! Я жду! И где-то в десять вечера они сдаются и стригут меня, только чтобы отвязаться. А в этом году мне было так плохо, что я не дождалась Нового года и прямо перед вами решила состричься! И когда я состриглась, я вдруг странно поняла: случится! И я вышла из парикмахерской — ожидая. И в половине шестого я впервые раскрыла вашу дверь.

Он. А тот, в розовых джинсах, он… был?

Она. Эх вы — «был — не был»!.. Он похож на меня, может, поэтому я не люблю его. Я даже думаю, что он сейчас стоит за окном. (Засмеялась.) Я знаю, вы не верите.