(Выслушивает.) Ну хорошо. Ну хорошо. Давай в следующий понедельник… Нет, не обиделась. Чао. (Повесила трубку.)

Подруга (продолжая рассказ). Ты представляешь, сколько стоит мраморный памятник на кладбище в Ереване? И кто хозяева этих памятников?

Мать. Представляю — воры.

Подруга. Не в духе… И вот эти обеспеченные вдовцы… это, как правило, любимые тобою торговые работники… все свободное время проводят у монументов своим женам. Причем даже те, которые своих жен терпеть не могли. Понимаешь, как только он вообразит, что его мраморные пятьдесят тысяч стоят без надзора — так он со всех ног бежит на кладбище! Сидеть! У памятника! И вот там-то с ними знакомятся наши холостячки. И вот моя веселая армянка подружилась на кладбище с приятным вдовцом. Она описала ему меня. И тотчас в этом одиноком торговце вспыхнула любовь. Оказывается, он всегда мечтал о блондинке — любительнице стихов и природы.

Мать. А что же она сама за него не вышла?

Подруга. У нее нос! Она сейчас в очереди стоит на пластическую операцию! У них там в Ереване один репатриант… А уже с тем новым носом — она не останется «с носом»… Ха-ха-ха… Но мой вдовец… всем вдовцам вдовец… он имеет на своем участке целых два памятника!

Мать. Как?!

Подруга. Один — умершей жене, а второй — живому себе. Египетский фараон. Весь день он сидит на скамейке и любуется своим изображением. Идут люди, а он все наблюдает, какое впечатление производит он после своей смерти! Человек он добрый, незлобивый…

Мать. И честный.

Подруга. Кстати, любитель стихов и природы. На памятнике он изображен в большой кепке и с книжкой стихов Исаакяна в руках.

Мать. А тебе он памятник тоже про запас поставит?

Подруга. А ну тебя! (Хохочет.)

Мать (закатывается). Вы все трое… за одной оградой… и он в кепке с книжкой!

Подруга (заливаясь). И я тоже с книжкой!

Мать. С Цветаевой… которую сдали в букинистический…

Подруга. Умру… Умру! (Закатывается.)

Мать вдруг замолчала, замолчала и Подруга. Они лежат и о чем-то думают. В это время в своей комнате Она разгуливает, натыкаясь на вещи, и что-то мычит в такт своим мыслям.

Мать (прислушиваясь). Ни черта она не поступит! (Пошла к ее двери). Она (включает магнитофон). «Письмо тридцать второе, которое заканчивает серию неотправленных писем, поскольку пишется с твердым намерением предстать перед адресатом». Адресат, именуемый в дальнейшем «милое чудо»…

Мать распахивает дверь. Она немедленно замолкает.

Мать (выключает магнитофон). Завтра у тебя сочинение. (Подруге.) Она даже не раскрывала учебников. (Ей.) Ты ведь писать не умеешь, двоечница! (Подруге.) Ты бы посмотрела, как она пишет! Ты бы почитала!

Она. Ага. Ты почитала и посмотрела!.. Я это уже поняла!

Мать. Но и ты этим не брезгуешь… Хотя я сделала это случайно. (Подруге.) Ничего нельзя взять с ее стола… в доме не осталось клочка чистой бумаги. (Ей.) Все исписано ее идиотскими бормотаниями, даже жировки на квартиру. (Подруге.) Причем эти писания она разбрасывает всюду… потому что ко всему она еще и неряха!

Она. Не надо!

Мать. Малограмотная неряха! (Подруге.) Она «Тбилиси» через «Д» умудрилась написать — «Дбилиси». Кстати, кто это — «милое чудо»?

Она. Замолчи!

Мать. Кстати, этому «милому чуду», которому ты так образно описываешь интересные подробности твоей поездки на море в «Дбилиси»… следует знать, что ни в каком «Дбилиси» ты не была… Это так же точно, как то, что в «Дбилиси» нет моря!

Она. Я запрещаю читать мои бумаги!

Мать. Я запрещаю орать в моем доме! (Вдруг.) Уродина!

Она. А ты… ты… ты… (Вдруг пришла в себя, усмехнулась. Спокойно.) Кстати, звонил капитан.

Подруга. Какой… капитан?!

Она. Уж не знаю!