— Значит, кто-то другой?

Я засмеялась.

— Если вам так удобней. Лично я считаю, что кто-то другой — это вы. Возможно, не вы лично, а кто- нибудь из ваших людей, что в принципе одно и то же.

— Нет, дочка, это не я.

— А я не верю. И оставьте наконец привычку называть меня так. С дочками подло не поступают.

— Ты многого не понимаешь.

— Еще бы, куда мне. Вы, как всегда, обо мне заботились, а я все напутала.

— Деньги пропали, и это очень плохо.

— Поищите их у себя.

— И все-таки они пропали. Я думал, ты идешь ко мне, чтобы предложить сделку.

— Что? — Я головой покачала. — Я пришла сказать вам, что вы сукин сын. А теперь я ухожу, и не пытайтесь мне угрожать. Я завтра же пойду в милицию и расскажу об этой истории. Все как есть. И о ваших туманных угрозах тоже. У вас пропали деньги? Так давайте их искать.

— Сядь, дочка, — тихо сказал он. Жаль, что моя речь не произвела должного впечатления. — Сядь. Выпей что-нибудь. И немного помолчи.

— Пожалуйста, — пожала я плечами, прошла к холодильнику и открыла его. Огромный холодильник был почти пуст, внизу лежали три яблока, по виду чемпионы среди долгожителей, и арбуз. В желудке у меня заурчало. — Можно, я арбуз съем? — спросила я, поворачиваясь к Юрию Петровичу.

— Ешь, конечно, ешь, дочка.

Я нашла тарелку, нож, села за стол напротив бодрого дядьки и принялась уплетать за обе щеки арбуз.

— А вы не хотите? — спросила из вежливости.

— Нет… — Он помолчал, глядя на свои руки, потом заговорил тихо и вроде бы равнодушно:

— Мы с тобой оказались в очень плохой ситуации…

— Ничего подобного, — ответила я. — Это вы оказались. И нечего перекладывать с больной головы на здоровую. Если эти деньги вам так дороги, надо было найти курьера получше. Так что извините, а проблема эта ваша, и на мое сочувствие можете не рассчитывать. Вы меня только обманывали и использовали, так что «спасибо» мне вам сказать не за что.

— Ты ведь не дура и понимаешь, что в стороне остаться не сможешь, — сказал он, а я разозлилась.

— Конечно, мена можно убить. Но деньги от этого не появятся. Даже если вы меня убьете дважды или трижды, что физически невозможно. Это первое, а второе, Юрий Петрович, мне очень неприятно вам напоминать, так как это не в моем характере, но вы мне, между прочим, жизнью обязаны. Причем трижды. Хотите, перечислю: я нашла вас в лесу, где вы запросто могли скончаться. Я сделала вам операцию, очень сложную, смею заметить, которая стоила мне больших усилий, и неустанной заботой смогла вернуть вас с того света. А потом, рискуя собственной головой и, к сожалению, многими людьми, находившимися в то время в больнице и не имевшими к вашим делам никакого отношения, — так вот, рискуя их и своей жизнью, я в третий раз сохранила вашу. Так имейте, по крайней мере, совесть и прекратите меня запугивать. Мне и так страшно. Не могли бы вы оставить меня в покое? Я хочу жить и работать, да поскорее забыть, что на свете есть человек по имени Юрий Петрович.

Я поднялась, отшвырнула нож и пошла к двери.

— Ты пойдешь в милицию? — спросил он.

— Нет. Если мы договорились.

— Хорошо.

Я оглянулась, желая убедиться, что он не шутит. Юрий Петрович сидел ссутулившись и разглядывал свои ладони. Одинокий пожилой человек в большом доме, как старый медведь в пещере. Еще немного, и я начну его жалеть.

— До свидания, — вздохнула я и поскорей покинула этот дом. Не люблю я сюрпризы, а здесь их можно ожидать в любую минуту.

На улице меня никто не встретил, вообще, народ в эту ночь сидел по домам. Я решила, что тоже могу вернуться в свой дом, и потрусила к ближайшей стоянке такси.

Проснулась я оттого, что кто-то пристально и, как видно, довольно долго на меня смотрел. Я открыла глаза, подняла голову и увидела Полифема. Он сидел в кресле неподалеку и увлеченно меня разглядывал.

— Черт, — сказала я и метнула подушку. Полифем уклонился от моего метательного снаряда с ловкостью прямо-таки удивительной для такой туши. Я огорченно вздохнула и, окончательно проснувшись, задала вопрос:

— Как ты вошел? — Он удивился, а я досадливо поморщилась: в самом деле, смешно рассчитывать, что стальная дверь, заботливо возведенная стараниями дяди Юры, сможет меня защитить. — Ладно, — убедившись, что Полифем исчезать, как дурной сон, не собирается и вообще, это он существо из плоти и крови, я сказала:

— Чего надо?

— Деньги, — лаконично ответил он и даже не улыбнулся. Я хохотнула.

— Про деньги вчера говорили. И добрейший дядя Юра обещал оставить меня в покое.

— Он мертв, — заявил Полифем, не особенно тоскуя.

— Кто? — не поняла я.

— Он.

Это было уже смешно.

— Что, опять? — ахнула я. — И не надоело ему? Слушай, выйди, мне надо одеться. — Полифем не шелохнулся. — Ясно. Хочешь посмотреть? Что ж, смотри, если любопытство одолело.

Я протянула руку, но достать халат так и не смогла, до него было еще добрых полметра, а сплю я голая. Рассвирепев, я поднялась, взяла халат и не спеша оделась, совсем некстати подумав: «Наверное, у Полифема есть женщина. Интересно, какая? Здоровущая Полифемка. Что-то я не помню: существовали в природе циклопки? Папой Полифема был Посейдон, а мамой — вроде бы какая-то богиня. И братья у него были, несколько штук, а о циклопках я точно ничего не слышала. Скорее всего их и вовсе не было, а род поддерживался только стараниями папули».

Что за чушь лезет мне в голову? Впрочем, не удивительно, если с утра вместо яркого солнечного луча я вынуждена видеть Полифема с известием, что мой дорогой дядя Юра второй раз на неделе скончался.

Полифем сидел в кресле, не шелохнувшись и вроде бы не дыша. А что, если он взял да и умер? От тоски по хозяину? Тут он повернул голову, и мечта, как говорится, растаяла как дым.

— Его убили? — начала я проявлять чудеса сообразительности, чтобы поддержать разговор и вообще наладить взаимопонимание. Полифем кивнул, а я спросила:

— И кто ж на этот раз?

— Ты, — незамысловато ответил он.

— Серьезно? — ахнула я, но на всякий случай поискала глазами место, чтобы упасть в обморок с максимальными удобствами. Села в кресло, почесала нос и спросила:

— И когда же я его?

— Сегодня ночью, — поведал он. — В его доме. Кухонным ножом.

Было от чего прийти в отчаяние.

— Я зарезала дядю Юру кухонным ножом? — уточнила я, чтобы знать наверняка.

— Ага, — кивнул Полифем.

— Слушай, а ты часом не спятил? Как ты вообще себе это представляешь?

— А я ничего не представляю, — разговорился он, — сегодня ночью ты пришла к нему, он был один, вы поскандалили, и ты ударила его кухонным ножом в грудь. Утром его обнаружили за столом с этим самым ножом в груди и в луже крови. Зрелище неприятное.

— Еще бы, — кивнула я, пытаясь понять, зачем люди так шутят. Или не шутят? Полифем не шутил. Он смотрел на меня спокойно и вроде бы равнодушно, и смеяться точно не спешил, Я испугалась, хотя за секунду до того делать этого не собиралась.