продолжала превращение, теперь и вовсе не походя на человека – от бабушки на ее жутком скукожившемся лице остались лишь несколько прядей светлых волос и добродушная улыбка, теперь превратившаяся в оскал.
– Что же вы испугались, мои хорошие? – голосом бабы Краси спросило чудовище, неестественно изогнув свою короткую шею. – Проснулись не вовремя? Ну да ладно, это не страшно… Соус почти готов, пора начинать кушать…
И бывшая бабушка шагнула к ним на своих длинных мохнатых лапках. Первым перестал кричать Виктор – наверное, потому что первым и начал. Вскочив на деревянные от дремы ноги, он ухватил вопящих брата и сестру за шкирки, рывком вздергивая вверх. Они пошатнулись, чуть не упав, но равновесие удержали.
А потом Витя, удивив своей храбростью не только Дмитрия, но и самого себя, бросился вперед, изо всех сил пиная по крохотной печке и кипящему на ней котелку. Так он лупил по футбольному мячу в школе или по пустым коробкам на Пустыре – сильно, с замахом, почти не целясь.
– Баба Крася больно не сделает, мои хорошие… Первый сейчас на ужин пойдет, остальные пожить смогут, еще дней пять-шесть, – продолжала огромная муха ласковым человеческим голосом. – Страшного в этом нет, вы уж поверьте… Там за стенами мир дикий и непростой, а со мной не пропадете… Садитесь обратно, хорошие мои, сейчас кушать станем…
Больше чудовище ничего не успело сказать своим убаюкивающим голосом доброй старушки. Потому что котелок, направленный Витькиной ногой, пролетел несколько шагов и угодил мухе ровно между огромных, поделенных на блестящие дольки глаз. Кипящая похлебка из корешков, которую бывшая бабушка собиралась использовать как соус, выплеснулась на голову оборотня, заливая морду, плечо, часть гребня и одно из огромных глазищ.
– Бежим! – завопил Димка, хватая сестру за рукав. – За мной!
А оборотень, дико завыв, рухнула на бок, быстро-быстро суча длинными лапками, скрипя острыми зубами и пытаясь стряхнуть с себя густую горячую жидкость. Во все стороны повалил пар, запахло вареным мясом, а дети уже неслись прочь, перепрыгивая через трубы и ловко ныряя в проходы между распределительными шкафами.
За их спиной продолжала завывать раненая баба Крася, а Димка все бежал и бежал, увлекая их в глубину технического этажа и все не решаясь обернуться. Наконец они так глубоко угодили в переплетения проводов, что между ними было не пролезть и ребенку. Двинулись в сторону, стараясь найти проход, и только теперь стало слышно, как клацают зубы у Насти. Тогда Димка остановился, крепко обнял сестру и начал ей что-то нашептывать, стараясь успокоить.
– Ты молодец, Витька! – Тряхнул челкой он, когда девочка почти перестала дрожать и стучать зубами. – Здорово с котелком придумал! Если бы не кипяток, сцапала бы нас бабка, точно сцапала бы. Да и проснуться сумел, тоже герой. Я обязательно пацанам об этом расскажу, чтобы тебя больше зубрилой и ботаником не дразнили…
– Да что же это творится? – на глубоком вдохе прошептала Настя, озираясь, словно впервые увидела окружающую обстановку. – Кошмары какие-то на каждом шагу… Мамочка, как же домой хочется…
– Не плачь, сестренка, – как можно более сурово сказал Димка, тоже оглядываясь по сторонам. – А ведь какая бабка хитрая, а? Заболтала нас, усыпила почти, а потом бац – и уже не бабка вовсе… А какой доброй казалась, зеркальце Настюхе дала…
– Это зеркальце, можно сказать, – потупился Витька, – ее и погубило. А хитрость ее понять можно, да… Столько дней корешками питаться, пока олухи вроде нас в ее капканы не попадутся…
– Кто же она такая?
– Не знаю, – ответил брату Виктор. – Про таких в учебниках не пишут, это точно. Наполовину человек, наполовину зверь… Да еще и обладающий гипнотическими способностями… Мутант, наверное, как черви…
– А вдруг таких много? Червей же целая поляна!
– Сомневаюсь. Не знаю, почему, но что-то подсказывает мне, что бабушка Красимира – единственная в своем роде…
– Хватит! Давайте дальше пойдем, – вдруг предложила их сестра, почти успокоившись и взяв себя в руки. – Если эта жуткая бабка за нами погонится, нужно быстрее лестницу наверх искать. Обратно к червякам я все равно не хочу…
– Это верно, – кивнул Виктор, – разницы никакой, везде плохо… Тогда вперед! Если старуха не обманывала, тут где-то подъемы должны быть, главное найти.
И они двинулись дальше, не очень-то понимая, куда именно идут, окончательно заблудившись в нагромождениях однообразных труб и вздрагивая от каждого шороха. Услышали шум моторов, которого раньше не было, и повернули к нему. Обогнув огромную установку по отчистке воздуха, снова угодили в целое скопление электрических шкафов.
Опять начал ощущаться холод, на детей навалилась усталость. Но о том, чтобы присесть и отдохнуть хотя бы десять-пятнадцать минут, не шло и речи. Только они вспоминали жуткое мохнатое туловище оборотня, покрытое толстыми черными щетинками, как страх еще быстрее подгонял вперед, заставляя пролезать в самые узкие щели между трубами или продираться через пыльные связки проводов. А еще через какое-то время близнецы вдруг вышли на открытое (относительно открытое, потому что все равно кое-где из пола торчали трубы) пространство, посреди которого возвышалась и убегала в потолок лестница. Такая желанная и надежная лестница, ведущая в круглый люк над головами.
Витька и Настя уже приготовились перейти на бег, ринувшись вперед, и Димка едва успел поймать их за края накидок, утягивая в укрытие. Заставив присесть за трансформаторной установкой, он покрутил пальцем у виска, осуждающе глядя на обоих.
– Вы что, спятили? – зашептал он, грозно хмуря брови. – А если она тут одна, эта лестница? Тогда бабке Красимире нас поймать вообще труда не составит – села в засаду, да жди, когда детишки неразумные из чащобы выйдут. Может, и не всех, но одного или двоих схватить успеет…
– Извини, – зачем-то пробормотала Настя, рукавом утирая нос. – Мы не подумали.
– Спрятаться нужно, выждать, – уже не так сурово продолжил Дима. – Если старуха не появится, тогда бежим и карабкаемся.
И они притаились в холодной тени, стараясь не шуметь и не расчихаться от пыли. По очереди выглядывали из-за края, внимательно осматривая каждый закуток вокруг лестницы. Ничего не замечали и опять возвращались в тень, прижимаясь друг к другу, чтобы согреться. Снова дал знать о себе голод, очень хотелось пить. Лица детей осунулись от страха и пережитых волнений, губы растрескались от жажды, руки и щеки покрылись толстым слоем грязи.
И вот, когда в очередной раз выглядывать и проверять должен был Виктор, он вдруг молнией шарахнулся обратно, глядя на брата и сестру выпученными глазами. Ничего не говоря, мальчик приложил к губам указательный палец, но его поняли и без слов. Там, возле лестницы, находилась бабушка Крася, и они прекрасно помнили, какой острый у нее слух.
Но наших путешественников можно понять – находиться в неведении гораздо страшнее, чем лично узреть свой страх. Ничего не знать куда жутче, чем понимать, что именно делает твой враг, и быть готовым к ответу. А потому напряженное ожидание, в котором дети просидели не меньше десяти минут, закончилось, когда Димка осторожно и очень-очень медленно приподнялся, выглядывая из укрытия. Старуха действительно была у лестницы – сидела в тени, задумчиво глядя наверх. Она вновь изменилась – теперь казалось, что она хотела превратиться обратно в человека, но вдруг раздумала. А потому верхняя часть чудовища вновь стала бабушкой-отшельницей, а все, что ниже пояса, осталось от мухи. Вид этого страшилы, несущего человеческое тело на четырех тонких длинных лапках, вызывал отвращение и страх. И еще было заметно, как серьезно ранена Красимира.
Вся левая половина ее благодушного и улыбчивого лица была покрыта ржаво-коричневой пузырящейся коркой свежего ожога. Под ней скрылись глаз, ухо и щека, часть носа и подбородка. Задел ожог и губы, навсегда превратив лучезарную старческую улыбку в кривой недоверчивый оскал. Сейчас эти обожженные губы шевелились, и Димка вдруг смог разобрать, что бормочет себе под нос страшная отшельница.
– Гадкие, гадкие дети, – шептала она, не отводя единственного глаза от люка над головой. – Обидели несчастную бабушку Красимиру… Ну что такого я им сделала? Приютила, угостить собиралась, девочку лаской окружила… Куда, куда же могли деваться эти гадкие дети?