солгал, говоря о его внешности. Этот молодой человек был на самом деле очень красив. Корида прищурила глаза, рассматривая его. Как ровно загорает белая кожа. Его загар не имел желтого оттенка, свойственного смуглым от природы людям. Это был молодой человек с бронзовым цветом лица, правильным носом, равнодушными синими глазами и жестоким насмешливым ртом. Он ни разу не взглянул на Кориду.
Она встала и прошла мимо того столика, за которым он пил коньяк и кофе, и улыбнулась ему.
Он сурово посмотрел на нее, и смех погас в красивых томных глазах Кориды. Они перестали быть томными и сверкнули гневом. Она вышла из комнаты, незаметно кивнув Каллосу, поспешившему за ней. Корида сказала четко:
— Я согласна. Прощайте, — и удалилась, оставив после себя запах белых роз.
— Мне сказали, что этот пароход привез вам письмо, — обратился Каллос к Робину. — Поезжайте получить его в кафе «Куба» в полночь. Верховой доставит его из Триена.
Робин немного удивился. Письмо… ему… от кого?
Он пожал плечами и подумал, что Мартин, вероятно, адресовал письмо на его вымышленное имя. «Вы не можете привезти мне его оттуда?» — спросил Робин.
— Нет, — отвечал Каллос и добавил: — если вы не спешите получить известия из дому, то пусть оно полежит там немного, — повернулся на каблуках и вышел.
Робин поехал в Салтандар поздно вечером. Кафе было открыто всю ночь, и поэтому он не спешил.
Ехал медленно, говоря себе, что глупо сделал, отправившись за этим письмом. В Ражос не прибывали английские газеты, и он не читал их со времени своего приезда туда.
Англия… Лондон… Близкие?.. Какое это имело значение? Он был отщепенцем общества и не испытывал желания увидеть кого-нибудь. Мартин? Прямой и честный Мартин когда-то сказал ему: «Ты глупец, и тебя одурачат. Лайла Гревиль не любит тебя и в конце концов пожертвует тобой ради своего тщеславия. Она поощряет твое ухаживание, пока не подвернется кто-нибудь другой, который покажется ей более достойным. Любовь? Лайла не понимает значения этого слова. Робин, послушай меня. Возьми себя в руки и покончи с этой историей».
Каждое слово Мартина было правдой, но Робин не послушал его. Теперь он не чувствовал желания увидеть кого-нибудь, даже Мартина. Одиночество было ему приятно. Кафе в Салтандаре издали бросалось в глаза своим ярким освещением.
Робин привязал лошадь и вошел. Помещение было переполнено. Мексиканский оркестр играл танго, и мужчины танцевали с мужчинами, так как в комнате присутствовало женщин двадцать, а рудокопы собрались из всех поселков, разбросанных на протяжении двадцати миль. Облака табачного дыма расплывались над головами танцующих. Их торжественные и гримасничающие лица то появлялись, то исчезали в сиреневом и сером тумане. Воздух был полон запахов: жареного мяса, вина, духов и кожи.
Робин различил в конце комнаты, глядя через головы присутствующих, прилавок с напитками, за которым сидел хозяин. «Вероятно, там можно будет получить письмо», — решил он и попытался проложить себе дорогу. Внезапно его окружила толпа, и испанская танцовщица подошла к нему и шепнула:
— Сеньор, потанцуйте со мной.
— Я не танцую, — сказал Робин сухо.
— А если я буду настаивать?
Он заметил, что все присутствующие наблюдали за этой сценой, а оркестр перестал играть. Робин прямо-таки вспыхнул от гнева и прошел мимо Кориды, не замечая ее, но почувствовал прикосновение маленьких сильных пальцев к своей руке и одуряющий запах жасмина. Ему стало дурно, так как пожатие этой руки заставило его вспомнить о той ночи, когда Лайла приникла к нему точно таким же образом.
Забыв обо всем на свете, почти не сознавая, где находится, Робин резко оттолкнул женщину. Раздался крик ярости, и острые зубы вонзились ему в запястье руки. Молодой мексиканец со сверкающими глазами ударил его, крича: «Трус! Трус!»
Робин увидел дуло револьвера и отскочил в сторону, пуля попала ему в левое плечо. Несмотря на испытываемую боль, он сбил с ног несколькими ударами мексиканца, который, скорчившись, остался лежать на полу. Когда туман в глазах Робина рассеялся, он увидел Каллоса и Кориду, стоящих среди толпы знакомых мужчин. В голове мелькнула мысль, что следует извиниться, но, вспомнив прикосновение ее пальцев, он снова поддался безрассудному гневу. Подошел к стойке, поддерживая здоровой рукой раненую, и велел подать себе коньяку. Выпив, повернулся, чтобы уйти, но вспомнил о цели своей поездки.
— На мое имя было получено письмо. Меня зовут Лео.
Хозяин кафе удивленно взглянул на него и ответил:
— Для вас нет писем.
Робин кивнул и вышел в темноту ночи.
Корида наклонилась над лежащим мексиканцем и приподняла его голову. Его лицо было сильно разбито. Корида прижала обезображенную голову к груди и прошептала:
— Я отплачу ему ударом за каждый удар, обещаю тебе, мой дорогой Кастан. А если Корида дает слово, то она сдержит его, можешь поверить.
Уорингтон ожидал прихода Мартина Вейна в той же самой высокой комнате, в которой читал завещание Гревиля. Мартин вошел в ту минуту, когда раздался бой часов; Уорингтон поднялся ему навстречу.
— Рад видеть вас, капитан Вейн, — сказал он. — Из вашего письма я понял, что вы живете за городом.
— Я снял маленький домик возле Нью-Фореста, — отвечал Мартин. — Мой брат, вернее — эта история, в которой был замешан брат, сильно отразилась на здоровье старой няньки, воспитавшей нас. Поэтому я и решил на время уехать из Лондона. Но бываю в городе раз или два в неделю по делам.
— Понимаю, — прошептал Уорингтон.
Он почувствовал большую жалость к молодому человеку, а также к самому себе, так как находил, что ему предстоит сейчас наиболее неприятная часть поручения, оставленного Гревилем.
Он задумчиво взглянул на Мартина. Честные глаза, открытый взгляд, — хороший, симпатичный человек.
Уорингтон спросил:
— Чем вы занимаетесь сейчас, капитан Вейн? Что вас особенно интересует?
— У меня есть ранчо в Аргентине, и я недавно начал разводить табак на своих плантациях.
— В Аргентине, — повторил Уорингтон. Значит, не было смысла предлагать ему какую-нибудь должность.
— Ваш брат работал на политическом поприще? — спросил он.
— Да, — подтвердил Мартин. — Его патроном был сэр Ревиль Больдертон.
Наступило молчание. Уорингтон подумал о том, что имеет дело с человеком скрытным, замкнутым и не спрашивающим совета у других. Придется как-нибудь иначе начать этот разговор, решил он под конец.
— Я пригласил вас сюда для того, чтобы обсудить один вопрос, имеющий отношение к вашему брату, капитан Вейн, — произнес он.
Мартин не спускал с него упорного взгляда. Он ждал.
— Вопрос, о котором я упомянул, касается виновности вашего брата, — продолжал Уорингтон.
Мартин воскликнул горячо:
— Мой брат невиновен, в этом нет никакого сомнения.
— Я согласен с вами, — заявил Уорингтон и остановился, не зная, как продолжать. Затем резко переменил тему их беседы. — Вы храбро сражались во время войны и принесли большую жертву для своей страны. Теперь я прошу вас принести еще одну жертву.
