— Не-е, я по 750 люблю.

Покупаем ему две бутылки.

Тут мужик обнимает Франсуа и говорит: — Пошли, мол, с русским мужиком выпьешь.

Франсуа тут всё без перевода понял, идёт, значит.

Я догоняю, говорю: — Не надо.

Франсуа: — Почему?

Я: — Понимаешь, ты только что ему за 1 евро две бутылки купил. Он ничего, доволен останется. А ты, Франсуа — умрёшь.

Он понял.

Деревня оставила Франсуа массу восторгов, особенно девочки, которые провожали нас со слезами на глазах и пытались оставить свой телефончик.

Байку рассказывал минский бард Миша Целковик. Зная Мишу, за достоверность не отвечаю, но часть истины, думаю, в этом заложена.

В общем, Миша — человек стёбный и с достаточно злым чувством юмора, проверено. Если он над кем прикалывается, всем смешно, а жертве обыкновенно обидно. Кроме того, у Миши предостаточно как друзей, так и врагов, причём с последними он точно так же общается в той же тусовке, что и с друзьями.

И вот воспылал Миша большой нелюбовью к одному своему сотусовочнику, уж не помню клички, назову его условно Баклажаном. Баклажан имел одну проблему: ему катастрофически не везло с женщинами, поскольку был он прыщав, лицом пурпурен и вообще некрасив весьма. И вот как-то зазвал он к себе всю тусовку на день рождения. И Мишу в том числе.

В качестве подарка Миша решил за какую-то провинность Баклажану отомстить. Был у Миши знакомый трансвестит. И не только трансвестит, но заодно и гомосексуалист, тьфу… Вроде пацан-пацаном, а переоденется в женскую одежду — чистая девушка, причём весьма даже симпатичная. И Миша уговорил этого транвестита сыграть роль проститутки, приобретённой компанией в подарок Баклажану, чтобы доставить ему удовольствие. В компании об этом знала примерно половина присутствующих.

Итак, день рождения. Звонок в дверь. Заходит Миша и ещё кто-то. В квартире уже бурно празднуют. Баклажан принимает поздравления. Миша говорит, мол, так и так, мы тут с ребятами скинулись, купили тебе девочку на всю ночь и день. Баклажан смотрит: симпатичная девочка, и вот он говорит: «Ребята, я тут отойду в спальню, вы тут без меня пока кушайте и празднуйте». И отходит. За это время Миша рассказывает тем, кто не курсе, в чём собственно, прикол.

И наступает гробовая тишина. Все молчат и внимательно слушают, что же происходит в комнате. А в комнате раздаются восторженные мужские вздохи и ахи. И все начинают ржать. Сначала тихо, потом громче и громче, и каждый новый звук из комнаты вызывает новый приступ дикого смеха.

И тут раздаётся вопль. Дикий мужской вопль. Все замолкают. Дверь открывается. На пороге — Баклажан в чём мать родила, на лице — печать омерзения. «У неё там… член…» выдыхает он. Все дико ржут. Сзади подкрадывается «проститутка», полуобнимает Баклажана и говорит: «Ну пойдём, милый, куда же ты?» Баклажан вырывается и с диким воплем скрывается в ванной.

Так Миша нажил себе нового мелкого врага.

Экзамены я сдавал обыкновенно, ни фига не зная, но профессионально забалтывая преподавателя. И все преподаватели думали, что я страшно умный, и ставили мне «отлично».

Материаловедение (или металловедение) вёл у нас замечательный дядька Соколов, очень весёлый и умеющий довольно интересно изложить даже самую нудную тему. А в материаловедении все темы были нудными — без исключений.

Естественно, к экзамену я явился в полном вооружении. Конспект засунут за пояс сзади (о да! Для экзаменов и был приобретён мой единственный в жизни пиджак, ныне уже покойный), и два учебника с собой — по карманам. Толстенные учебники, как влезли, не помню. Значит, подхожу я, беру билет, сажусь. Всё списал — от первого до последнего слова, и даже выучить успел. Всё нормально, жизнь прекрасна.

Выхожу отвечать. Всё по выученному отвечаю, но на дополнительных вопросах несколько сыплюсь. Но Соколов помнит, что студент вроде как неплохой, что на лекциях был, что билет знает, просто как бы волнуется (ага, щас, волнуюсь — я ж актёр, так сыграл, что пот тёк и поджилки очень реалистично тряслись). И он говорит:

— Ну ладно. Задам вам один ещё дополнительный вопрос. Ответите — поставлю «отл», не ответите — «хор».

Меня, в общем, и «хор» устраивает, но хочется же большего. Хорошо, говорю, мол, давайте. Он задаёт:

— Из чего сделана батарея?

А все мои одногруппники, которые сидят в аудитории, знают, что я ни хрена вообще по предмету не смыслю. Слышу сзади: «из чугуна».

— Из чугуна, — говорю.

— Правильно, — говорит Соколов, — а из какого?…

Всё, висяк. Мучительно вспоминаю названия чугунов. И тут меня осеняет. Батарея точно сделана не из белого чугуна, потому что она кривая и серая.

— Не из белого, — говорю.

— Правильно, — говорит Соколов. — Так всё же?

Чёрт его знает. Ну, думаю, вряд ли из высокопрочного. Она ж хрупкая совсем, помню, лопнула у нас дома как-то.

— Не из высокопрочного, — говорю.

— Верно, — ухмыляется Соколов. — Вот видите, всё знаете. А всё же из какого?

Я начинаю говорить:

— Не… из… се…

А Соколов выжидательно смотрит и чуть-чуть помигивает. И я всё понимаю.

— Из серого! — торжествующе говорю я и получаю своё «отлично».

Как выяснилось, это был самый простой вопрос из всех-всех-всех дополнительных, заданных Соколовым на этом экзамене кому бы то ни было. И он, кстати, поставил десяток троек, и 6 «неудов» отправил не пересдачу. А я, как всегда, всё на халяву.

Из Питера в Минск нет удобных (для меня) поездов. Поэтому из Питера я обыкновенно еду поездом Санкт-Петербург — Кишинёв до Орши, а потом электричкой до Минска. Поезд молдавский, соответственно, проводники там молдавские. Поездите сами — посмейтесь. Самой рекордной поездкой для меня стал путь из Питера в начале 2006 года.

Молдавский язык по фонетике очень похож на русский. То есть говорят разборчиво, будто по-русски, только слова непонятные. Но ругательства в их языке, наверное, отсутствуют. Поэтому звучит это примерно так: «Акураркто рипул ыпригоп прин, блядь, липоун киеищвы выурла, ебать пилна пурныв сикро…» и так далее. Между собой они только так и разговаривают. И все мужики.

Приходит ко мне проводник бельё выдавать. Достаёт пакет полиэтиленовый, запечатанный, ну, всё как обычно. И параллельно жрёт пирожок. На моих глазах разрывает пакет с моим бельём и начинает жирными руками перебирать и пересчитывать. Я возмущаюсь:

— Зачем вы пакет разрываете?

Он, с диким акцентом:

— Чтобы тебе ничего лишнего не положили, и ты ничего не украл.

Я в ужасе, ну да ладно. Ночью просыпаюсь от того, что около меня кто-то стоит. И аккуратно снимает с меня простыню (я на второй полке). Открываю глаза: проводник. Говорю:

— Какого хрена ты с меня простыню снимаешь?

Он отшатывается.

— Чтобы ты её не украл! — и ретируется, оставив мне простыню.

Сам, вероятно, хотел типа украсть, а так — чтобы на меня свалить. Он не обратил внимания, что я до Орши, а не до Кишинёва.