Нэлэнчик недоверчиво посмотрела на бьющуюся в истерике мать, губешки у нее задрожали, и она басовито заревела, разбрызгивая слезы со смуглых щек.

– Не бойся! – словно воодушевленная этим отчаянным ревом, Ингама дернула дочь к себе и крепко стиснула ее вздрагивающие плечики. – Я тебя спасу! Я спасу тебя, доченька! – Ингама с силой оторвала от себя зареванную Нэлэнчик и пихнула дочь в сторону безмолвно замершего в углу мужа. – Не подпускай ведьму к ребенку! – повелительно крикнула она и вылетела прочь из дому – только дверь грохнула и обвисла на оборвавшейся ременной петле.

– У вас, достопочтенный кузнец, женка всегда такой нервной была? – заступая дорогу нерешительно шагнувшему к дочери Буте, холодно поинтересовалась Аякчан. Она повернулась к кузнецу спиной, и вся ее фигура излучала совершенную, непробиваемую уверенность. Бута потерянно затоптался, почему-то ощущая, что спорить с этой девчонкой в простеньком платочке ему вовсе не под силу!

Аякчан присела на корточки перед захлебывающейся слезами Нэлэнчик. Надо быстро исправлять то, что придурковатая мамаша наделала! Она растянула непослушные губы в улыбке и тоном вредной старшей сестрицы выдала:

– Ой, какая ты страшная стала, Нелька! Сопли из-под носа подбери! Мамы своей, что ли, не знаешь – у нее вечно то от голода все перемрут, то беженцы у людей все отнимут. Никто пока не помер!

Нэлэнчик длинно вибрирующе всхлипнула и недоверчиво поглядела на Аякчан сквозь закрывающие лицо маленькие пальчики.

– Поду-умаешь, мордаху обожгла! – протянула Аякчан. – Вон, иди к тому мальчишке, он на шамана учится, поможет.

Нэлэнчик оглянулась на Донгара и тоном мелкой вредины, торгующейся со врединой старшей, потребовала:

– А ты пирог испечешь?

– Вот еще, только мне и дела тебе пироги печь! – фыркнула Аякчан, потом вроде подумала и неохотно согласилась: – Ладно, будешь слушаться, испеку! – И подтолкнула малышку к Донгару.

И поймала на себе недоверчиво-восхищенный взгляд Хакмара – но ей почему-то сейчас было все равно.

Мальчишка-шаман ухватил совсем успокоившуюся малышку за щеки – и медленно провел над ее ожогом рукой. Кожа на его ладони враз покраснела, Донгар сморщился, как от боли, и на тревожный взгляд Аякчан только медленно опустил веки – да, она, Черная, сомнений быть не может. И именно сейчас, в этот самый момент Аякчан окончательно поверила – это он, Великий Черный Шаман, гроза трех миров и повелитель духов! Таким вдруг собранным, решительным и сильным показался ей обычный тощий мальчишка!

Донгар прижал ко лбу Нэлэнчик собранные щепотью пальцы. Девочка пошатнулась, глаза ее закрылись, и она осела ему на руки.

– Пусть спит, – решительно заявил Донгар, относя девочку на лавку и закутывая ее в потрепанную шкуру. – Не нужно ей видеть, что тут будет. – Он посмотрел на перепуганного Буту и растянул губы в такой же деланой улыбке, какая только что была у Аякчан. – Не волнуйтесь, досточтимый мастер, – слышат духи, все с вашей дочерью будет в порядке!

Аякчан зябко обхватила себя за плечи – духи слышат все, особенно обещания шаманов. Мальчишка явно решил драться до смерти!

– Думаешь, Черная придет? – напряженно спросил Хакмар.

– Обязательно, – Донгар понизил голос, – сперва девочку заберет, через нее родителей возьмет, а после них и всю кузнечную слободу прихватит! – Он с сожалением поглядел на Буту, растерянно поглаживающего косы спящей дочери. – Черной все время души людские нужны, тогда она здесь, в Среднем мире, своей будет, даже сам Эрлик-хан ее назад в Нижнюю землю не затащит. – Донгар вышел на двор и вскоре вернулся – на поясе у него висел вытащенный из тюка шаманский бубен. Хакмар некоторое время смотрел на него – и тоже вышел. Аякчан слышала, как он возится – не иначе, меч достает и куртку с заклепками. Аякчан заметила – всегда он ту куртку надевает, когда опасное дело. Будто оружие, пусть даже Огнем пышущее, поможет против нижней ведьмы, с которой и сам Эрлик сейчас не справится! Ее и бубном не прогонишь, ее можно только растерзать, разорвать горло когтями, спустить в Великую реку ее черную кровь, а тело вколотить прямо в Нижнюю землю! Сила шаманов – всего лишь сила духов, которыми они повелевают, а ни один из Донгаровых духов на такое не способен. Против албасы устоит только другая албасы!

Но она не покорный Донгару дух и ею он не повелевает! Аякчан враждебно покосилась на мальчишек… Те даже не смотрели на нее! И Аякчан поняла – они не станут ее просить! Так и будут молча и сосредоточенно готовиться к бою, в котором у них нет ни единого шанса!

«Ну и слава Огню, даже спорить не придется!» – неуверенно подумала Аякчан. Можно просто вскочить на оленя и убраться подальше, как она и намеревалась, это единственный разумный выход… Но… Мальчишки спасли ее – никто и никогда ее не спасал! Потом они, все трое, ссорились, и она настояла на своем – Хакмар был на ее стороне! Только что они были все вместе, и вдруг она снова осталась совсем одна – как в отцовском чуме, как в школьной спальне… Она еще немного подумала и тихонько подобралась к ошеломленно разглядывающему Донгаров бубен Буте.

– Мастер, а у вас… запас Огня в кузнице есть? – потянув хозяина за рукав, тихонько спросила она.

Бута вздрогнул, отрываясь от созерцания бубна, и виновато посмотрел на Аякчан:

– Последнюю чашу в горн заправил! Думал, поделки твоего дружка продам, – он кивнул на вернувшегося в дом Хакмара, – и новый прикуплю.

– Он мне не дружок! – рявкнула Аякчан, с возмущением глядя на смутившегося кузнеца. Что муженек, что женка, совершенно безответственная семейка! Да будь у нее хоть малый Огнезапас, она встретила бы Черную здесь, в Среднем мире – а так… если она хочет спасти маленькую Нельку и не дать этим двум дурням погибнуть, остается только признать себя Донгаровой албасы!

Девочка чуть не застонала. Выходит, права была Калтащ – есть все же человек, против которого ей не устоять? За поясом ее меховых штанов вдруг что-то шевельнулось. Аякчан недоуменно запустила туда руку – на ее ладони лежало то маленькое и круглое, что кинула ей Калтащ в междумирье над Великой рекой! Крохотное медное зеркальце, то самое, в котором она должна увидеть своего покорителя, того, кто заставит ее принять судьбу албасы. Она и позабыла вовсе! Аякчан медленно поднесла полированную пластинку к лицу, внутренне готовясь увидеть там лицо Донгар Кайгала, Великого Черного – и возненавидеть его до скончания Дней!

Но в медном зеркальце не было ничего… кроме ее собственного отражения! Она… она сама… Все зависит от нее – и даже виноватым никого не сделаешь!

Аякчан вдруг резко дернули за рукав – она вскинула голову и уставилась в потерянную физиономию Буты.

– А твой… твой приятель… – кузнец замялся, подбирая слово, – камлать будет? – Он ткнул грязным пальцем в Донгаров бубен. – Нельзя ж Ночью-то!

– Он мне не приятель! – мрачно рыкнула Аякан. – А вы, Бута, странный какой-то! Кто ж Ночью-то камлать станет, смешно даже?! Он просто вообразит, что нынче День! – И она стиснула медное зеркальце в ладони так крепко, что его края больно врезались в пальцы.

– Тиха-а! – страшным шепотом просвистел Донгар, хватаясь за бубен и колотушку. – Идут!

Хакмар с тихим шелестом потянул из ножен меч…

«Как – идут?» – в растерянности замерла Аякчан. Но… Она же еще ничего для себя не решила! Она – ученица Храма, она должна подумать, взвесить все последствия, она не может так быстро! Она невольно шагнула к дверям… Фу, глупость какая, будто можно попросить черную женщину зайти как-нибудь попозже! Аякчан остановилась… За дверью слышался шорох и шарканье… многих ног. Черная что, подружек пригласила?

Могучий удар с грохотом обрушился на дверь. Аякчан шарахнулась в темный угол. И без того болтающаяся на одной петле створка отлетела, рухнув внутрь дома. Топоча торбозами, ворвалась встрепанная Ингама.

– Не-е, это еще не Черная! – отпуская рукоять меча, с облегчением пробормотал Хакмар. – Это пока