согласовали?..» Это и с тобой, значит… Черт знает что! Да раньше, с Соловьевым, я бы мигом все решил!
— По-моему, правильно, — заметил Осинин. Помолчал и добавил: — Я против смены начальников…
…Осинин вышел на крыльцо штаба. Прищурился, светило яркое солнце. «Вот и весна пришла, — подумал он. — Долго же мы ее ждали! И нечего горевать. Комбат ругается? Так на то он и комбат, остынет. Вспыльчивый, конечно, а свое дело любит, людей любит. А я-то их люблю? Наверное, люблю… Наверное или — люблю? Люблю!..» Он распахнул шинель, снял шапку и неловко, будто человек, недавно начавший ходить после болезни, пнул попавшийся на дорожке камешек.
Он не видел, что в этот момент из окна на него смотрел Бондаренко — глаза у майора были добрыми и спокойными.
…Осинин ввалился в медпункт разрумянившийся, оживленный. Военфельдшер — пожилая женщина, ефрейтор, всплеснула руками:
— Милый, да у тебя, поди, жар, никак, простуду схватил! Доктор! — позвала она. — К вам больной заявился!
Из-за белой перегородки выглянула Казакова. Увидев Осинина, спросила:
— Заболел?
Осинин мотнул головой и неожиданно для себя выпалил:
— Соскучился! Пришел навестить… Нина улыбнулась:
— Подожди. Я сейчас.
Осинин вышел на улицу. «А что я ей скажу? Ведь что-то надо говорить? — тоскливо подумал он. — И зачем приперся? Ну, встретились тогда, поддержал ее в трудную минуту, так сразу невесть что вообразил… Война, блокада, люди страдают, а тут — ухаживать вздумал! Нет, надо уходить подобру-поздорову», — решил он и медленно двинулся по тропинке к штабу.
— Сережа!.. — остановила его Казакова.
Осинин оглянулся. Она стояла в накинутой поверх белого халата шинели, без шапки, и легкий ветерок трепал ее серебристые волосы.
— Простудишься! — обеспокоенно воскликнул Осинин.
— Ты разве не знаешь, что мы — медики, не болеем? — засмеялась Нина. Потом насупилась и с обидой в голосе сказала: — Я тебя давным-давно жду, а ты, выходит, только сейчас «со-ску-чил-ся»… Ладно, знаю, как ты занят!
— Да я и теперь спешу: в радиомастерской ждут, на «шестерку» надо собираться, — промямлил Сергей. — А о тебе я… — Он хотел сказать «всегда помню», но не решился. — Понимаешь, настроение какое-то такое, весеннее, что ли. Солнышко пригревает, а тут Бондаренко чего-то на меня напустился.
— Поэтому ты вспомнил обо мне. Придется попросить майора, чтобы он чаще тебя «на ковер» вызывал. Иначе, скажу, Осинина никакими силами в медпункт не заманишь.
— Точно так. А я буду знать, что как только комбат мне всыпал, значит, ты меня ждешь и пора бежать на свидание…
— О! Легок на помине. — Нина увидела идущего по тропинке Бондаренко и тихонько добавила: — Чего это он каждый день в медпункт наладился заглядывать?.. Не то что некоторые, — с укором посмотрела она на Сергея.
Бондаренко подошел, поздоровался с Ниной, а Сергею сказал:
— Пилюли понадобились, что ли? Ишь, красный как рак… Что, доктор, серьезная у него болезнь?
— Думаю, серьезная, — строго ответила Нина, — но таблетки не помогут.
— Что такое? — тотчас встревожился Бондаренко.
— Успокойтесь, товарищ командир, я пошутила. Инженер здоров. Он просто так заглянул. А что, нельзя? — внимательно посмотрела она на комбата.
— Выходит, я помешал, — усмехнулся Бондаренко. — Тогда извините. Зайду в другой раз…
— Я тоже пойду, — голос Сергея стал тусклым.
— Хорошо, Сережа, иди, — согласилась Нина. — Навещай, буду рада, — и скрылась в дверях домика. Она поняла, отчего расстроился Осинин…
«Нет, надо обязательно объясниться с Бондаренко!» — подумала Казакова, приподняв марлевую занавеску на окне и глядя на удаляющегося Осинина.
Но когда вновь появился Бондаренко, Нина ничего ему не сказала. Так и сидели они молча друг перед другом. Минут через пять майор ушел…
— Комиссар, у Осинина с Казаковой роман, что ли?
— Гм-м, не замечал, командир. До романов ли теперь?
— А почему бы и нет. Что, разве мы уже и не люди? Вот скажи, почему ты до сих пор холостяк? Тебе ведь за тридцать пять давно перевалило?
— Э-э, Борис, разве это беда? Не успел жениться до войны. И теперь рад, а то сейчас бы мучился, беспокоился, как там жена, дети. Ничего, победим, выберу невесту…
— Что ж, может, и верно. Но бывает ведь так: вдруг понравится человек, и ничего с собой поделать не можешь… хотя есть жена.
— Если честно, то я к этому плохо отношусь: легкомысленных отношений не люблю…
Из отчета о боевых действиях войск Ленинградской армии ПВО:
«…В конце апреля противник произвел четыре крупных налета. Однако и они не увенчались успехом… Их главный объект — вновь корабли Краснознаменного Балтийского флота. Истребители и зенитчики сбили 38 и подбили 19 самолетов врага. Корабли не понесли урона… Установки РУС-2 заблаговременно оповещали о появлении бомбардировщиков на подступах к городу…»
Глава XI
— Рад тебя видеть, Герд! Как и обещал, прибыл в твое распоряжение.
— Господин гауптман, вы опоздали.
— Не понимаю… почему опоздал? Ровно десять. И вообще, Герд, что за официальный тон, ведь мы одни?
— Пока что одни. А опоздали вы, господин гауптман, в своей работе. Как ни печально, но вам придется теперь отвечать за это.
— Ничего не понимаю! Что за намеки? Объясни.
— Не прикидывайтесь. Неужели не ясно, для чего я вас сюда вызвал? Ваши агенты бездействуют?!
— Но, шеф, я уже объяснил: Физик засветился. Он скрылся, отстреливаясь. Вынужден был бросить радиостанцию. Его ищут. Добрался до Волхова. Связался через почтовый ящик с центром…
— И вы считаете, что этого достаточно?! А радары русских как стояли, так и стоят! Хотя наш агент даже служит в расчете одной из установок. Почему же Физик и Племянник до сих пор не сообщили их точных координат? Почему не наводят на них нашу авиацию? Ракетниц нет? Я вас спрашиваю?!
— Напрасно вы так, шеф…
— Мне крайне неприятно отчитывать такого опытного разведчика, как вы. Но что поделаешь! Информацию о ходе операции затребовал сам господин Геринг. Немыслимо! И все по вашей милости, милейший!
— Но еще ведь не все потеряно?
— О, майн готт! Геринг посылает сюда вызванного из фирмы «Телефункен» своего физика. С пеленгаторами. Нам не доверяют… Понимаете, что это значит для нас? Если вы, милейший, не примете срочных мер, вам придется отправиться на фронт, и, боюсь, уже не гауптманом…
— Я все понял. Приказывайте, шеф.