Второй журналист – лысый, безбородый и еще крупнее, чем первый, напряженно морщит лоб с видом Марлона Брандо.
– Позвольте мне подумать, – просит он и поворачивается к третьему – голубоглазому гиганту с огромной фотокамерой на брюхе. – А как ты, Брайан? Что ты собираешься снимать?
– Я ничего не могу снимать, пока журналист не объяснит мне, что он собирается писать, – обходит вопрос третий.
И все снова устремляют взоры на второго, чей наморщенный лоб свидетельствует, что он вот-вот разродится ответом.
– Одно из главных свойств бамбукового занавеса – то, что он исключительно плотен, – начинает журналист. – Единственное, что через него просачивалось, – это политика. В течение многих лет мы ничего не знали ни о разногласиях, ни о спорах, ни о человеческой личности.
– До сегодняшнего дня, – подхватывает с радостным видом редактор, испытывая гордость за то, что его сотрудник сумел вывернуться из трудного положения.
– Верно. А теперь они спонсируют этот грандиозный марафон, в котором примут участие сильнейшие бегуны мира, хотя лучший китайский марафонец и в подметки не годится какому-нибудь середняку- иностранцу. Это может быть той дырой, через которую что-нибудь да выудишь.
– Понял! – восклицает начальник. – Как подледный лов в Миннесоте, когда надо поймать рыбу, пока не замерзла лунка. – И он поднимает бокал с мартини. – Ну что ж, рыбаки, за успешную поездку! И привезите нам рыбку покрупнее…
«Вниманию членов пресс-клуба, – разражается мурлыканьем динамик над стойкой бара, – Начинается посадка на чартерный рейс на Пекин. Приятного полета».
Высокий и прекрасноликий Магапиус Дасонг ранним утром (точное время – 2.20.46) сидит на плетеном чемодане у обочины дороги на окраине одной из танзанийских деревень. Он ждет автобуса, который довезет его до автовокзала в Дар- Эс-Саламе, где он должен встретиться со своим тренером, чтобы отправиться в аэропорт. Местный экспресс опаздывает уже почти на сорок минут, и Магапиус готов к тому, что ему придется прождать столько же. Тогда два его тренера и три преподавателя отправятся в Китай без своего ученика.
Как это свойственно Танзании в последние годы, – думает он, – на соревнования отправляются все кто угодно, кроме спортсменов. Какая бессмыслица! Какой бюрократизм! Бедная колеблющаяся и шатающаяся Танзания, перенасыщенная чиновниками. Даже самые ярые приверженцы президента Ньереры уже начинали признавать, что основные конфликты в стране не связаны с увеличением цен на нефть, недавними засухами и наводнениями. Цены на нефть поднимались во всех странах, и повсюду бывают засухи и наводнения. Повальные социалистические реформы за десять лет увеличили продолжительность жизни на 20 %, но то за это же время на 30 % возросло количество социальных проблем. Краж стало больше, а красть стало нечего. Количество социальных программ увеличилось, но ни одна из них не выполнялась.
Но больше всего Магапиуса раздражало полное отсутствие обязательности. Когда-то его соплеменники гордились своей точностью. Если охотник выходил поймать птицу, то он умел бросить сеть как раз в тот момент, когда она пролетала мимо. Нельзя было опоздать на эту встречу и нарушить договоренность, существующую между охотником и птицей. Таковы были правила этикета. К чему жить дольше, если это исконное уважение ко времени становится такой же редкостью, как древние танцы?
Магапиус даже не знал, чего хотел больше – принять участие в марафоне или посетить революционную Китайскую Народную Республику. Только там, в этом величайшем оплоте экспериментальной мысли, можно найти подтверждение тому, что воплощение мечты реально. Всем известно, что Россия выдохлась и в ней больше нет кунды, пользуясь термином банту, или бараки, как это называют арабы. А переполненные неврастениками лодки, отбывавшие с Кубы и Гаити к капиталистическим берегам Флориды, не делали чести коллективизации Кастро. Но Китай… Китай пережил как безумие Мао, так и воинственность Брежнева. Великий Китай. Если и ему не удастся добиться воплощения своей мечты, то, скорее всего, она вообще недостижима.
До него доносится звук мотора, и он принимается махать, видя приближающийся свет фар. Но это не автобус. Это нагруженный сизалем грузовик, водитель которого видел автобус на расстоянии нескольких миль от этого места. Он говорит, что автобус застрял в канаве, пытаясь развернуться и заехать за почтой, о которой опять забыли.
Один из трех сопровождающих грузовик водителей закидывает багаж Магапиуса наверх и приглашает его присоединиться, указывая на кабину. Однако места там нет. Национальная борьба с безудержной безработицей привела к тому, что теперь в каждой машине ездит по три водителя вне зависимости от того, могут они ее водить или нет.
Магапиус благодарит их и залезает на кипу сизаля. Как это по-танзанийски: в чистой кабине – трое в грязных рабочих передниках, а на вершине горы из развевающихся белых волокон – человек в единственном на всех мужчин в семье черном костюме…
Янг учит математику на захламленной кухне своего дядюшки. До отъезда в Пекин остается неделя, и его учителя решили, что ему лучше побыть дома и позаниматься самостоятельно. Из соседнего помещение доносится жужжание мотоциклетного двигателя, используемого дядей для сверления зубов. Это поистине гениальное изобретение. Заднее колесо, закрепленное на стойке, свободно вращается на деревянной катушке, в свою очередь приводя в движение сверло. Темп вращения может регулироваться переключателем скоростей, а жужжание маленького двухцилиндрового двигателя заглушает стоны пациентов, оказавшихся нечувствительными к щетине анестезирующих иголок, воткнутых в их руки и шею.
Янг сидит у окна. Если бы солнце не закрывали облака, оно освещало бы его обнаженные плечи и Широкоскулое лицо. Но уже несколько недель стоит пасмурная погода, установившаяся еще до наводнения.
С улицы, напевая себе под нос, входит его сестра с целым подносом зеленых листьев, которые она опускает в котелок с холодной водой. Янг вспоминает стихотворение, разосланное во все начальные школы, которое она читала в прошлом году на празднике Национальной независимости. Оно было посвящено значению ранней диагностики и лечения рака желудка, который, согласно статистике, уносит в Китае наибольшее количество жизней. После этого его сестра перестала ходить в школу, заявив, что хочет вступить в Армию народного освобождения. Теперь она моет капустные листья и аккуратно, словно шелковую ткань, складывает их рядом с котелком, продолжая напевать:
Как это верно, – думает Янг, не поднимая головы от задания, – как это похвально. Однако, если можно, объясните, пожалуйста, как пользоваться превентивными методами, когда речь идет о болезнях революции. Не станет ли тогда само лечение контрреволюцией?
Он закрывает учебник, заложив его пальцем, и поворачивается к сестре. Скоро ей исполнится шестнадцать, и формы ее быстро округляются. Через несколько месяцев ей уже придется идти на рынок покупать себе лифчик. А еще по прошествии нескольких лет Янг уже не сможет отличить ее от других ровесниц – одинаковые белые рубашки, черные брюки и завязанные хвостиками волосы. Может, поэтому она и хотела вступить в Армию народного освобождения – хотя форма, которую носили ее члены, и была мешковатой, зато хоть чем-то отличалась от той, что носили остальные ровесницы.
Сестра продолжала петь, непринужденно покачиваясь из стороны в сторону, – лицо ее разрумянилось от чувства юношеского патриотизма. Янг вспомнил свои собственные переживания, это внутреннее возбуждение, когда ощущаешь себя частью чего-то большого и важного. Он ощущал, что сердце его бьется в унисон с сердцами всех жителей деревни. Он помнил, что, когда ему было девять, страну заполонили огромные полчища мух. И Великий Председатель нашел простое и действенное решение. Мао выпустил постановление, в котором говорилось, что все школьники Китая должны каждое утро приносить учителям
