гарантировать, что государственные органы и учреждения будут действовать в соответствии с этим принципом;

Принимать соответствующие меры для ликвидации дискриминации в отношении женщин со стороны лиц, организаций, предприятий;

Принимать соответствующие меры, включая законодательные, для изменения или отмены действующих законов, постановлений, обычаев и практики, представляющих дискриминацию в отношении женщин;

Отменить все положения своего уголовного законодательства, представляющие собой дискриминацию в отношении женщин…

Я думала, у батюшки падучая. Изо рта пошла пена, глазки закатились… Не дал договорить, заверещал как резаный:

– Я постигнул, уразумел. Чем еще грешна, дочь моя?

Мало тебе, мазохист средневековый, так на:

– Мучает меня, отче, один вопрос…

– Поведай мне, дочь моя, надеюсь я облегчить твои муки.

Безусловно! Всенепременно! Получи фашист гранату:

– Почему, когда ты разговариваешь с Богом – это названо молитвой, а когда Бог с тобой – шизофренией?

Пятиминутное молчание и несмазанный скрип мозговых шестеренок. Прерывая затянувшееся безмолвие, прозвучало робкое уточнение:

– А полегче грехов у тебя не найдется? Ну, прелюбодеяние там, кража, убийство?

Приплыл мужик до кондиции. Гордо проинформировала:

– Нет, в этом не грешна. По мелочевке не работаю.

Тяжкий вздох:

– Иди, с миром, дочь моя. Отпускаю ныне все грехи твои.

И мы оба вывалились из неуютных душных кабинок: цветущая, довольная я – и потный, красный богослужитель. Кондрад окинул нас подозрительным взглядом и проследовал на лавку в исповедальню. В пока еще открытую дверь увидела, как он ощупывает соединяющую два помещения стену. Это он о чем подумал? Наглец!

По истечении десяти минут, потраченных мной на прокладывание своего заранее припасенного шнурка от кувшинов с церковным маслом до места зажигания свечей, кабинка святого отца принялась ходить ходуном. Чуть-чуть погодя, старичок выпал из исповедальни с криком:

– Отпускаю, все тебе отпускаю, сын мой! Приходите завтра! – и вымелся наружу, по дороге почесываясь обо все выступающие предметы. Следом вышел Кондрад, озадаченно глядя на богослужителя. До чего-то додумавшись, мотнул головой в мою сторону:

– Пошли. Завтра вернемся.

Я послушно последовала за ним, невзначай уронив горящую свечку. По дороге поинтересовалась у Иалоны:

– Слышишь, тебе церковь нравится?

Девушка задумалась:

– Видимо, да. Она нам весьма дорого…

Позади раздался взрыв.

– Ныне она будет тебе дорога как память, – поставила я ее перед фактом, испытав немалое удивление и даже легкое потрясение. Мои расчеты сводились лишь к пожару, взрыв сценарием был не предусмотрен. Но так даже лучше. Дольше восстанавливать придется.

Мои сопровождающие немедленно развернулись и устремились на грохот. Все, за исключением Кондрада. Он остался со мной и, прислонившись плечом к стене, удивительно спокойно высказал следующее:

– Если это то, что я подозреваю, принцесса, то тебе это не поможет. Обычно я не отступаю от собственных слов, но могу с легкостью пересмотреть принципы. Никогда до этого момента я не поднимал руки на женщину, но видно пришло время. Ты непрестанно подвергаешь испытанию мое терпение, и когда оно закончится, ты пожалеешь об этом дне. Запомни.

Я пожала плечами… запомнить легко, вспомнить трудно. И вообще, как будто у меня есть выбор, и я тут развлекаюсь от нечего делать.

Вскоре воины вернулись с известием о полном разрушении церкви, которое было выслушано с тем же невозмутимым грозовым спокойствием, сильно меня тревожившим. По окончании доклада, на мающуюся невесту снова обратили пристальное внимание:

– Вижу, я не ошибся. Сейчас тебя запрут в покоях, принцесса, а завтра утром мы поедем в городскую церковь, где закончим начатое сегодня. Не советую пытаться что-либо предпринимать, иначе туда ты отправишься в клетке и в кандалах.

И отвернулся с приказом отконвоировать меня к месту лишения свободы. Очутившись внутри и услышав звук запирающегося замка, на меня навалился приступ паники. Я представления не имела, что возможно еще предпринять в сложившейся обстановке. Все шло к тому, что он меня переиграл. Пометавшись туда- сюда по периметру гостиной, я адресовалась к сотельнице в отчаянии:

– У тебя какие-нибудь идеи есть?

Иалона высказалась с унынием и раздражением:

– Нет, но это твоя прерогатива думать и спасать меня.

Мдя, жизнь-это движение: одни шевелят извилинами, другие хлопают ушами, создавая сквозняк, выветривающий все оставшиеся мысли. Что же мне делать? Я подошла к окну, открыла и принялась рассматривать возможность побега. Допустим, четвертый этаж не такая уж необоримая высота, спущусь я запросто, а что делать с крепостной стеной и рвом? Проблема состояла не в высоте и воде, а в охраняющих пикетах, прохаживающихся вокруг цитадели без особого графика. И вдруг из крепостного рва поднялась здоровенная ящеровидная голова на длиннющей шее и практически заглянула мне в глаза. От неожиданности я подпрыгнула:

– Это кто?

– А, это водяные змеи. Папе кто-то из морских держав парочку подарил, и мы пристроили их в ров, там для них довольно места.

Нифига себе змейки! Пребывая в полнейшем отупении, я чуть было не пропустила самое любопытное. Принцесса проклюнулась на поверхность и что-то то ли прощебетала, то ли просвистела, но эта змеюка обернулась в нашу сторону, раззявила пасть в подобии улыбки и метнулась к нашему окну. Достать не достала – с перегибом через стену потенциал закончился на уровне примерно второго этажа, но мне приползла в голову бредовая идея. За неимением лучшего, будем использовать, что есть. Уточнила:

– Ты умеешь с ним общаться?

Меня поправили:

– С ней, он на другой стороне рва. Да, умею, они очень милые и ласковые.

Да, а по внешнему виду 'милой' морды и метровым зубкам в жизни не подумаешь.

– И что едят эти ласковые?

– В основном рыбу, но не брезгуют ничем.

– Людьми тоже?

– Нет, конечно.

Угу, жаль… Блин, мне бы хотя бы сутки, которых у меня как раз и нет. Потащит же завтра за волосы в церковь, и мяукнуть не успею. Думай, шевели мозгами! Каким образом можно уклониться от выезда в город? Только если из замка нельзя будет выйти. А как это оформить? Штурм крепости им организовать? Если бы. Счас, размножусь и осажу.

К первой голове присоединилась вторая. Змеи уже вдвоем умильно стоили глазки Иалоне.

Оба-на, а кто сказал, что осада обязана быть неизменно физической? Идея фантасмагоричная, но кто не рискует, тот не пьет шампанское! Запихав соседку обратно, я рванула к тайнику и выудила заветную бутылочку. Тем же манером я живо метнулась к столу с остатками трапезы, сграбастала хлеб и, поделив на две половинки, щедро полила их составом. Вернувшись к окну, я прицелилась и швырнула куски змеям. Те поймали хлеб на лету, проглотили и, облизнувшись, скрылись в воде. Простите меня, пожалуйста, вот