— Я буду биться с ним насмерть, и, если мне суждено взять в жены Баян, я одолею, а если нет, то только смерть заставит меня отказаться от невесты.
— Но ведь невеста далеко, и где никто не знает; путь предстоит долгий, дикие звери и злые люди подстерегут и погубят тебя в дороге.
— Не боюсь я ни зверей диких, ни злых людей, сумею защититься от них.
— На пути лежат озера глубокие, реки быстрые, горы высокие, леса дремучие. Где тебе преодолеть? Ты один, молод и неопытен.
— Я возьму себе такого коня, который переплывет озера и реки, перейдет и горы высокие, а в лесу я сам проложу себе дорогу, и хоть год буду прорубать себе путь, а назад не вернусь.
Видя, что никакие увещевания не помогают и ничего не может помешать решению сына ехать в дальний путь, мать со слезами простилась с ним.
Выбрав себе лучшего коня из многочисленных табунов своих, вооружившись луком и стрелами, пайзой (Пайза — пика) и клычем, выехал на другой же день Козы-Корпеш на поиски невесты.
А мать, все еще не теряя надежды вернуть сына с дороги, посоветовалась со старой бабушкой, и обе решили обратиться к одной колдунье за помощью.
Колдунья, приняв богатые дары, обещала воспрепятствовать Козы-Корпеш у в пути и немедленно пустилась за ним. Опередив его, она обернулась дикой верблюдицей и бросилась Козы-Корнешу навстречу с яростным ревом. Но не сробел джигит, выхватил саблю и бросился на нее. Не выдержала верблюдица его натиска, повернула назад и пропала с глаз.
Поехал Козы-Корпеш дальше и вдруг видит: бурная и глубокая река преградила ему путь, с шумом и ревом несутся волны, белая пена кипит, как в котле.
Не стал Козы-Корпеш брода искать, а бросился прямо в кипящие волны на лихом коне своем. Но только что конь вскочил в воду передними ногами, как река исчезла и опять открылась гладкая дорога. Едет дальше Козы-Корпеш, а день уже начал склоняться к вечеру, и вот что-то засияло вдали — не то гора, не то лес раскинулся поперек дороги. Наступила почти ночь, подъехал он ближе и видит, что это лес, да такой густой, что не только верхом, а и пешком через него не пробраться, и так далеко раскинулся он, что конца- края ему не видно и объехать негде.
Остановился Козы-Корпеш, подумал, как быть, да недолго раздумывая, выхватил саблю и стал лес рубить. «Буду, — думает он, — хоть год рубить, а все-таки назад не поеду». И только ударил он по первому дереву, повалилось оно со стоном, и лес разом пропал с глаз.
И горами, и озерами оборачивалась колдунья, но видит, что ничто не может остановить Козы- Корпеша. и решилась она на последнее средство — отвлечь его от дороги богатой добычей, сбить его с пути так, чтобы он заблудился и, не найдя дороги, повернул назад.
Обернулась она золотой лисицей и выбежала Козы-Корпешу навстречу. Только завидел он добычу, схватил лук и погнался за ней, думая подбежать и пустить стрелу, но лисица в тот миг, как он готовился выстрелить, спряталась в нору. Козы-Корпеш слез с коня и стрелой стал шарить в норе; нора оказалась глубокая, и стрела не достала лисицы, но когда он вынул стрелу из норы, то с удивлением увидел, что она вся озолотилась. Тогда Козы-Корпеш попробовал опустить в нору нагайку — нагайка тотчас же превратилась в золотую. Тут Козы-Корпеш стал спускать в нору все, что было у него с собой, и скоро весь седельный прибор, оружие, стремена, лук и стрелы — позолотились. Козы-Корпеш наконец, не найдя больше ничего, что можно было бы еще вызолотить, лег на землю лицом вверх и опустил в нору свою косу (Раньше в казахских семьях мальчик-первенец или любимец родителей носил на затылке небольшую косу), а когда вытащил ее, то и коса тоже стала золотою.
— Ну, довольно, — сказал Козы-Корпеш, сел на коня и отправился в дальнейший путь. Но только он тронулся с места, как лисица опять выбежала из норы. Не стал Козы-Корпеш за ней гнаться и поехал он дальше, даже не оглядываясь на лису
Долго ехал Козы-Корпеш и наконец прибыл к тому месту, где стоял когда-то аул Баян-Слу. Ничего не осталось от прежнего аула, только сорной травой заросли места, где стояли когда-то многочисленные юрты. Слез Козы-Корпеш с коня, привязал его к кусту на выстойку и решил сделать здесь привал, отдохнуть, переночевать, а назавтра осмотреть следы и ехать дальше.
Насобирал он сухого конского помета, развел огонь и стал жарить мясо убитой сайги. Вдруг видит, идет к нему старик, одежонка на нем худая, вся в лохмотьях, ноги босы и изранены о камни, сам он еле живой, идет и на палку опирается — видно, что человек больной. И стал расспрашивать Козы-Корпеш старика, когда он подошел к огню:
— Откуда, ата, идешь? Как зовут тебя и как ты очутился одинокий здесь, в этом пустынном месте?
— Зовут меня Апсебай, — ответил старик, — иду я издалека отыскать сына Карабая Козы-Корпеша и объявить ему о невесте его, красавице Баян, которая со дня на день ждет его и не знает, как избавиться от ненавистного жениха Кодар-Кула.
И рассказал тут старый Апсебай все по порядку, начиная с того дня, когда умер Сарыбай, и кончая тем, когда злодей Кодар забрал все в свои руки и, опасаясь появления Козы-Корпеша, откочевал далеко, а его, старого, под конец выгнал из дому, не дав даже худенькой лошаденки.
— Много дней уже иду я, — говорил старик, — и немощь одолела, видно, умереть мне здесь, не исполнив обета, данного моим братом другу своему Карабаю.
Обрадовался тут Козы-Корпеш и открыл старику свое имя, но не сразу поверил Апсебай, покачал он недоверчиво головой и говорит:
— А покажи-ка мне свою косу!
Снял Козы-Корпеш шапку, и, как увидел Апсебай золотую косу, обнял его и заплакал от радости.
Утром чуть свет поднялся Козы-Корнеш, но Апсебай уже не вставал: болезнь свалила старика. Кое-как собравшись с силами, рассказал он про дорогу, какие приметы поставлены на пути, через какие места надо ехать, все повторил по нескольку раз, чтобы Козы-Корпеш лучше запомнил, и потом окончательно впал в беспамятство…
Как ни спешил Козы-Корпеш в путь, но не решился оставить одного больного старика; впрочем, недолго пришлось ему ждать: к вечеру того же дня старик скончался.
Похоронив его, Козы-Корнеш поехал дальше; теперь он ехал уже по верной дороге, разыскал все приметы по пути и, следуя от одного урочища до другого, вскоре завидел вдали множество юрт и многочисленные стада. Это были стоянки Баян и Кодар-Кула.
Не доезжая до аула, Козы-Корпеш слез с коня, расседлал его и пустил на волю; все свое вооружение и хорошую одежду сложил в потайное место, а сам, переодевшись в худенькую одежонку, отправился пешком в аул наниматься в пастухи. Прибыл он на место как раз в тот день, когда Кодар-Кул, окончив последнюю работу, заставил наконец Баян-Слу дать согласие на брак и назначить день свадьбы.
Нового пастуха приняли охотно, и Козы-Корпеш поступил в услужение к Баян-Слу под именем Котур- Тази. Она поручила ему пасти своих любимых коз, которых каждое утро сама навещала и доила.
В первый же раз, как увидела Козы-Корпеш свою невесту, дрогнуло его сердце, целый день ходил он сам не свой — до того поразила его красота Баян-Слу; хотя много слыхал он о красоте ее, но такой красавицы и во сне ему никогда не снилось.
Несколько дней уже прожил Козы-Корпеш в ауле своей невесты, а все не мог ей открыться, все ждал подходящего случая, а случай этот не представлялся.
Однажды Кодар-Кул уехал на несколько дней в горы к своим калмыкам, а Баян-Слу, оставшись одна, вздумала послушать песни. Приближенные указали ей на нового пастуха Котур-Тази как на большого мастера играть на домбре и петь песни. Послали за ним. Явился Козы-Корпеш, сел у порога юрты своей повелительницы, настроил домбру и запел.
Много песен перепел он, а под конец запел о красавице, которой в свете нет краше, и как эта красавица ждет-поджидает жениха; пропел ей всю свою историю и под конец так закончил свою песню: «Скоро, скоро объявится жених; близко он, да не знает, примет ли его первая по красоте и богатству во всей степи девушка».
Поняла Баян, что про нее сложена эта песня и что неспроста певец спел ее, долго и пристально поглядела она на него, но как же было признать в бедном пастухе жениха? «Верно, гонец, посланный от него, — подумала она и, улучив время, успела шепнуть — Скажи, что давно жду его и приму как следует — только пусть спешит».