В прочих местах, за счет меньшей численности орла, урон и того весомее. В Израи­ле было сорок пар, потом осталось две; сейчас двадцать; на всю Италию ?- десять пар; в Португалии везде редок; в Греции осталось пар пятьдесят; во Франции ? пар тридцать. Так же и в Африке: в Тунисе было за сот ню пар, осталось пятна­дцать. В Индии распространен широко, но везде малочислен. Вроде бы он не так уж и редок по миру в целом, но пугает то, что во многих случаях по непо­нят–ным причи­нам он исчезает там, где прочие виды орлов чувствуют себя совсем неплохо.

Много фасциатусов гибнет на проводах от замыканий на линиях электропередач (особенно молодых птиц). Часть тра­вятся пестицидами и удобрениями. Но главный урон, несомненно, ? за счет повсеместного вторжения человека в живую природу и изменения всей среды обитания вида. Углубляться в анализ этого антропогенного (по вине людей) разрушения местообитаний откровенно боязно.

«30 марта. Проблема воздействия человека на экосистемы Западного Копетдага не нова. Благоприятный климат, бо­гатство природы и выгодное географическое поло­жение предопределили древность существовавшей здесь цивилизации, ? этот регион входил северной провинцией в простиравшееся по Ирану античное Парфян­ское царство, являвшееся основным соперником Римской империи на Востоке. (Осколки древней керамики из разных культурных пластов регулярно попадаются в сыпучих обрывах вдоль Сумбара, а однажды Стас нашел там и потом целый день от­капывал огромную ам­фору литров на девяносто).

Присоединение Закаспийского края к России в 1881 году активизировало не только его научное исследование, но и хо­зяйственное освоение; наступление человека на природу пошло полным ходом. К этому времени относятся как первые большие экс­педиции, организованные по Закаспию в целях описания природы и народов этого нового форпоста Россий­ской империи, так и прокладка дорог и строительство крепо­стей–поселений.

Уже в те, далекие от нас, времена было положено начало земледелию, ското­водству и локальной рубке лесов. Но уро­вень этого воздействия был по нынешним меркам ничтожным. Пребывавший еще во младенчестве «непросвещенный» антич­ным мир не знал тракторов пестицидов, но знал, что вырубать леса вдоль рек не­льзя. Он был еще малонаселен и целиком зависел своем благополучии от мирного диалога человека с окружающей природой. Земледелие и скотоводство по определе­нию должны были строиться на принципах устойчивого сосуществования с природ­ными экосистемами, иначе они просто не могли бы развиваться. Уже тогда реальный ход событий был далек от идиллической гармонии, но все же он в большей степени строился на основе уважения к природе и практического здравого смысла, чем в по­ следующие эпохи, все более знаменуемые попытками человека «не ждать милостей от природы, а взять их у нее». Обезвоживание и опусты­нивание региона пошло все более нарастающими темпами.

Еще несколько десятилетий назад в долине Сумбара использовались водяные мельницы многометровые цилиндры, сложенные из плоских обтесанных камней с от­верстиями в середине: подводимая по арыкам вода падала сквозь них, вра­щая жер­нова. Из?за нехватки воды эти мельницы оказались заброшенными еще до того, как необходимость в них отпала».

«2 апреля. В окрестностях Кара–Калы, являющейся одной из исконных русских крепостей–поселений, в ущелье Багандар на Сюнт–Хасардагской гряде, по скалам вьется серпантин дороги, сложенной из камней вручную на заре освоения (колонизац­ии) Россией этого важного стратегического региона. Местные называют эту дорогу «Винты». Восемь лет назад мы еще ездили по ней на машине с Андреем Николаевым, начавшим нелегкое дело практической заповедной охраны этих мест; сейчас она зарастает порослью инжира и держидерева.

На плоской скале у основания склона до сих пор различается императорский сим­вол Александра III с короной и высе­ченная рядом надпись, пугающе исчезающая с годами: «Приказанием генерала Куропаткина… в 1892 г. сия дорога проби­та текинца­ми, гокланами… под руководством капитана… Поклевского–Козелла…» (У генерала Куропаткина Зарудный ис­прашивал финансовой помощи для одного из своих путе­шествий; Куропаткин денег не дал, а получив потом книгу Зарудного о все?таки со­стоявшейся экспедиции, был настолько впечатлен талантом и трудолюбием автора, что по­слал ему внушительную сумму, на которую было организовано следующее пу­тешествие.)

Однажды, когда мы лазали здесь по горам с Зубаревыми снимали на видео эту надпись, все слабее и слабее заметную на легко разрушающемся податливом слан­це, я, видя это пагубное воздействие времени, не удержался от соблазна и по­тащил в карман отвалившийся от скалы кусок камня с выгравированной на нем буквой, оправдывая сам себя тем, что ка­мень этот все равно уже откололся и почти потерял­ся среди просто щебня…

Это было не обывательское стяжание раритетов, но гипнотизирующее притяжение символа, за которым скрывалась за­хватившая мое воображение эпоха. Зубарев то­гда наорал на меня, заставил вытащить этот камень из кармана и прилов жить его на то место, от которого он отвалился. Вот для чего, среди прочего, нам нужны надеж­ные спутники ? чтобы удер­жать иногда от поступка, за который потом будет неловко или даже стыдно».

Сейчас, когда я пишу это, сидя за тысячи километров от Багандара, я не отказался бы хранить у себя этот камень. Я включил бы настольную лампу, достал бы его из коробки и положил бы на ладонь. И еще раз впитал бы в себя детали его фактуры. Провел бы другой рукой по его шершавой серо–коричневой поверхности; проследил бы пальцем желобок надпи­си, вытесанной сто с лишним лет назад незнакомым мне человеком. Кто знает, может быть, бородатым служивым казаком, который, вырубая эти буквы на опостылевшем солнцепеке, мечтал вернуться домой, в какую?нибудь заснеженную губер­нию центральной России…

И все же я благодарен Зубарю за то, что он удержал меня тогда. Потому что место этому камню именно на той самой скале, и нигде более. Его фактуру и тяжесть в руке я все равно всегда буду ощущать, как и в тот день много лет назад, а кроме меня, он, сам по себе, никому потом не будет интересен ? просто камень с еле за­метной непонятной канавкой…