остаток жизни запас непечат­ной лексики и все причитающиеся мелкашечные патроны сразу…

А несколько лет спустя Митяй вместе с моими родителями и близкими друзьями провожал меня из подмосковной Бала­шихи в мою первую поездку в Туркмению (Чача, Андрюня, Ленка, Эммочка, как вы там?..).

Мы все вместе любовались красотами Ай–Дере; фотографировали на закате птен­цов филина в нише на скале; расходи­лись днем в маршруты кто куда, а теплой но­чью, когда спадала жара, сидели около вывешенной Владиславом сильной лампы, рассматривая прилетающих на ее свет бабочек; пили зеленый чай; острили; обсу­ждали жизнь, любовь, природу, свои зоологические и прочие проблемы, включая и ястребиного орла. Прекрасные были времена…

45

Вернувшись домой, я готовлю публикацию и передаю ее в материалы орнитологи­ческой конференции, где уже лежит предыдущая заметка, написанная мною же, но под двумя нашими с Игневым фамилиями, предварительный и половин­чатый мате­риал.

Числяcь членом оргкомитета, я имею возможность подать публикацию в послед­нюю минуту, но взять вторую статью редколлегия уже не может; заменить одну на другую могут, а напечатать две ? никак: перебор объема, да и сборник пол­ностью готов. Заменяю прежний материал, написанный на основе своих работ и одного на­блюдения Романа, в котором он сам изначально не был твердо уверен, на новый ? это справедливо. Публикация данных о гнезде формально позволит начать еще дол­гую и муторную работу по включению фасциатуса в Красную книгу СССР и Туркме­нии, что без докумен­тально подтвержденного факта гнездования невозможно. Отсня­тые у гнезда слайды идут в печать при подготовке орнито­логических изданий ? это первые иллюстрации по ястребиному орлу на территории СССР.

Как и следовало ожидать, замена мною тезисов про определенных пост–фактум летающих молодых птиц на информа­цию о первом жилом гнезде теплоты в наши от­ношения с Романом не добавила. «Се ля ви»…

Жизнь развивается стремительно, и с момента описываемых событий много всего произошло. Детальное описание ме­стоположения гнезда я еще до отъезда в Москву передал сотрудникам Сюнт– Хасардагского заповедника, и оно стало спе­циально охраняемой орнитологической достопримечательностью. За ним велись наблюдения местными сотрудниками, а потом мы наблюдали его с канадскими, американскими, российскими и туркменскими студентами. Эту пеструю компанию ? экспедицию, ор­ганизованную консультативной группой «ЭкоПол», мы привезли на Сумбар с моим коллегой–орнитологом, бородатым, вежливым и добродушным Андрюшей Зиминым, только что вернувшимся из Африки.

Это была особая эпопея, в равной мере экзотическая и праздничная для всех участников ? кому знакомством с Турк­менией, кому общением с американцами и ка­надцами.

Мы все вместе путешествовали по самым примечательным в этом крае местам. Испытывали радиопередатчики для птиц и учились использовать радиотелеметрию. Безуспешно пытались ловить грифов, разложив в качестве приманки аппетитный труп ишака. Мы несколько часов проторчали тогда с Гэрри в палатке на вершине горы, наблюдая за этим тру­пом в бинокли и переговариваясь по рации с сидящим у ловушки в засаде черноглазым и смешливым студентом Виталь­кой Виноградовым, но никто к нам тогда так и не прилетел: погода была уж очень неподходящая для охотничьего парения грифов или сипов, никто из хищников вообще не летал в тот хо­лодный ветреный день.

Зато поймали накидушкой сычика и потом фотографировали его со всех сторон, когда он спокойно и беспомощно лежал на спине на открытой ладони, лишь крутя на всех нас головой с огромными желтыми глазищами. А когда Джейн его выпу­стила, подкинув с руки, он взлетел и на лету брезгливо встряхнулся, словно стряхивая с себя следы наших бестактных неуместных человеческих прикосновений.

Потом Джейн уронила в азиатский нужник подсумок со всеми паспортами, авиаби­летами, рублями и долларами, и я, из ложного гуманизма отогнав подальше наших интуристов, провел восхитительный час, почти свесившись носом в очко и безре­зультатно пытаясь нащупать пропажу палкой на дне глубокого водоема, своим видом и запахом наводившего на мысли о черной стороне потустороннего мира. Оторвав­ шись от этого вдохновляющего занятия, я курил в теньке, прива­лившись к забору и приходя в себя, когда сменивший меня Стасик выловил?таки эту «золотую рыбку», за что сразу полу­чил прозвище «Супер– Стас».

С Джейн мы общаемся постоянно. Она преподает в Нью–Йорке детям полевую экологию, учит их видеть то, что не очень заметно в повседневной американской жизни; рассказывает им индейские легенды про камни, воду и ветер, а иногда ? и про далекую неведомую птицу, похожую на повсеместный американский символ ? белоголового орлана, но совсем дру­гую по характеру. Когда ее ученикам задали на­писать сочинение про человека, оказавшего на них важное влияние, шест­надцать пя­тиклассников из двадцати написали про нее.

Один из канадских студентов В черноусый хохотун Хаджир, будучи эмигрантом из Ирана, разговаривал во время наших путешествий с туркменами на смеси туркмен­ского, фарси и пушту.

Наслаждаясь древним слогом и хлопая себя от восторга по ляжкам, он читал нам вслух арабскую вязь из бейтов Мах­тумкули на стене могильника у Шевлана (святое место у южных предгорий Сюнта), переводя текст на английский.

Через два месяца я прилечу в Канаду на Ньюфаундленд и первое, что увижу, вый­дя из аэропорта, ? физиономию Ха­джира, окаменевшую, а затем вытянувшуюся при взгляде на меня: подрабатывая шофером такси, он кинулся тогда ко мне, как к оче­редному клиенту. Он признался, что, продолжая ежедневно жить копетдагскими воспоминаниями, в первое мгновение вовсе и не удивился моему появлению, а парализо­вало его секундой позже от сознания того, что это происходит в реальности.

Он отвез меня в отель, узнал, во сколько надо разбудить, чтобы доставить на зав­трашний рейс; наутро появился на своем такси с коробкой пончиков и горячим кофе, и мы до самолета успели заехать на мое любимое место в Сэнт–Джонсе ? на «Сиг­нальный Холм», с которого открывается далекий вид на скалистые берега Ньюфа­ундленда и на простирающую­ся за фьордами Атлантику. Встречая там рассвет, мы нетипично для Канады курили, вспоминали ястребиного орла над скалами Коч–Теми­ра, наших спутников– туркменов, иранский пейзаж на горизонте и то, как мы с ним танцевали под дутар на столе среди безудержного веселья всей честной компании, отмечая день рождения другого канадца ? Тейлора…

Лысый и бородатый Гэрри со смехом, но беззлобно передразнивал тогда Ленина, усевшись в общежитии Ашхабадского университета под огромной картиной точно в такой же позе, как и изображенный маслом вождь, сосредоточенно пишущий что?то на коленях в блокнот (Гэрри уверял, что Ленин записывает наблюдения за ястреби­ным орлом).

Когда мы уезжали из Кара–Калы, Гэрри отозвал меня в сторонку и заговорщиче­ским шепотом спросил:

? Сергей, как ты думаешь, могу я увезти домой один кустик полыни? Уж очень она прекрасно пахнет… ? Я так же конспиративно (оглянувшись по сторонам и дав понять, что риск за исчезновение одного кустика полыни беру на себя) от­ветил, что может. Он поспешно запихал уже приготовленный куст полыни в уже приготовленный непрозрачный мешок и спрятал его в рюкзак.

Через два месяца после нашей туркменской эпопеи мы будем вместе с Гэрри ле­тать на вертолете над