– Они что-нибудь нашли? – спросила она. – Пожалуйста, скажи, что нашли.

Она всегда была очень благоразумной для королевы, хотя и несколько придирчивой. Время, проведенное в Малдене, казалось, смягчило эту черту.

– Да.

Фэйли приподняла узелок. Она опустилась на колени, а четверо женщин столпились вокруг. Кончики стеблей короткой травы, освещенные фонарем, сияли точно языки пламени. Фэйли развернула узелок. Внутри не было чего-то необычного. Маленький желтый платок из шелка. Ремень из выделанной кожи с вытисненным с обеих сторон узором в виде птичьих перьев. Чёрная вуаль. И тонкий кожаный шнурок с привязанным по центру камешком.

– Этот ремень принадлежал Кингуину, – сказала Аллиандре, указывая на него. – Я видела, как он носил его, прежде чем… – Она замолчала, потом опустилась на колени и подняла его.

– Эта вуаль Девы, – сказала Аррела.

– Они разные? – удивленно уточнила Аллиандре.

– Конечно, да, – ответила Аррела, взяв вуаль. Фэйли никогда не встречала ту Деву, что стала защитницей Аррелы, но та женщина пала в битве, пусть и не столь драматично, как Ролан и другие.

Кусок шелка принадлежал Джорадину. Ласиль помедлила, затем взяла его в руки и, переворачивая его в руках, обнаружила на нем пятно крови. Остался только кожаный шнурок. Ролан иногда носил его на шее под своим кадин’сор. Фэйли задавалась вопросом, что он значил для него, и был ли вообще важен один единственный кусочек камня, грубо обработанный кусок бирюзы. Она подняла его, потом взглянула на Ласиль. Поразительно, но, казалось, стройная женщина плакала. Ласиль так быстро забралась в постель здоровяка Безродного, что Фэйли сочла их отношения необходимостью, а не привязанностью.

– Четыре человека мертвы, – сказала Фэйли, во рту у нее внезапно пересохло.. Она говорила официальным тоном, это был единственный способ сдержать эмоции в голосе. – Они защищали нас, даже заботились о нас. Несмотря на то, что они были врагами, мы скорбим о них. Помните, несмотря ни на что, они были Айил. Для айильца смерть в бою – не самый худший конец.

Остальные кивнули, но Ласиль встретилась глазами с Фэйли. Для них двоих это было по-другому. Когда Перрин выбежал из того переулка и заревел в гневе, увидев Фэйли и Ласиль, которых, очевидно, тащили Шайдо, все случилось очень быстро. В той стычке Фэйли в подходящий момент отвлекла Ролана, заставив его замешкаться. Он сделал это потому, что волновался за нее, но эта заминка позволила Перрину его убить.

Сделала ли Фэйли это умышленно? Она до сих пор не знала. Когда она увидела Перина, в ее голове пронеслось столько разных мыслей, столько эмоций. Она вскрикнула, и… Фэйли так и не смогла решить, сделала ли это, пытаясь отвлечь Ролана, чтобы дать ему умереть от руки Перрина.

У Ласиль не было подобных сомнений. Джорадин выпрыгнул вперед, закрывая ее собой и поднимая оружие против надвигающегося противника. Она всадила ему нож в спину, впервые в жизни убив человека. И им оказался тот, с кем она делила постель.

Фэйли убила Кингуина, еще одного защитившего их Безродного. Он не был первым человеком, жизнь которого она забрала, и не первым, которого убила со спины. Но он был первым убитым ею, кто видел в ней друга.

Иначе было нельзя. Перрин видел только Шайдо, а Безродные видели только нападающего врага. Этот конфликт мог закончиться лишь смертью Перрина или Безродных. Никакой крик их бы не остановил.

Но это только усиливало трагичность ситуации. Фэйли одернула себя, чтобы не расплакаться, как Ласиль. Она не любила Ролана и была рада, что в схватке выжил Перрин. Но Ролан был благородным человеком, и она чувствовала себя… некоторым образом запачканной, словно Ролан погиб по ее вине.

Этого не должно было случиться, но случилось. Ее отец часто рассказывал про ситуации, когда ты вынужден убивать тех, кто тебе нравится, только потому, что ты встретил их не на той стороне поля боя. Тогда она никак не могла понять этого. Но если б она могла вернуться и пережить это еще раз, то действовала бы так же. Она не могла бы рискнуть Перрином. Ролан должен был умереть.

Но по этой причине мир для нее казался куда печальнее.

Тихонько всхлипывая, Ласиль отвернулась. Фэйли опустилась на колени и достала из узелка, оставленного Чиад, небольшой пузырек с маслом. Она взяла кожаный ремешок, оторвала камешек и положила шнурок в центр тряпочного узелка. Она вылила на него масло и зажженной от фонаря сухой палочкой подожгла узелок.

Она смотрела, как он горит, на маленькие синие и зеленые язычки пламени с оранжевым отблеском сверху. Запах горящей кожи был поразительно схож с запахом паленой человеческой плоти. Ночь была тихой, ветер не тревожил пламя, и его язычки танцевали свободно.

Аллиандре пропитала ремень маслом и опустила в миниатюрный костер. Аррела сделала тоже самое с вуалью. В конце концов, Ласиль присоединила платок. Она все еще плакала.

Это было все, что они могли сделать. В том хаосе, в котором они покидали Малден, не было возможности позаботиться о телах. Чиад сказала, что оставить их не было бесчестьем, но Фэйли нужно было что-то сделать. Хоть как-то почтить Ролана и остальных.

– Убитые нашими руками, – сказала Фэйли, – или просто погибшие в бою, эти четверо показали нам, что такое честь. Как сказали бы айильцы, у нас к ним большой тох. Не думаю, что он может быть оплачен. Но мы можем помнить о них. Трое Безродных и одна Дева проявили к нам доброту, когда не были обязаны. Они сохранили свою честь, когда другие от нее отказались. Если существует искупление для них, и для нас, оно в этом.

– В лагере Перрина есть Безродный, – сказала Ласиль, в ее глазах отражалось пламя погребального костра. – Его имя Ниаген, он гай’шайн Сулин, Девы. Я ходила рассказать ему, что сделали для нас остальные. Он добрый человек.

Фэйли закрыла глаза. Ласиль, наверное, имела в виду, что легла с этим Ниагеном в постель. Гай’шайн это не возбранялось.

– Ты не сможешь таким образом заменить Джорадина, – сказала она, открывая глаза. – Или исправить содеянное.

– Я знаю, – ответила Ласиль защищаясь. – Но они были веселыми, несмотря на ужасное положение. Что-то в них было эдакое. Джорадин хотел забрать меня в Трехкратную землю, сделать своей женой.

«А ты никогда бы на это не согласилась, – подумала Фэйли. – Я знаю, что нет. Но теперь, когда он мертв, ты понимаешь, что потеряла».

Но кто она такая, чтобы судить? Пусть Ласиль поступает, так, как ей хочется. Если этот Ниаген был хотя бы вполовину похож на Ролана и других, тогда, пожалуй, Ласиль будет с ним хорошо.

– Кингуин только начинал присматривать за мной, – сказала Аллиандре. – Я знаю, чего он желал, но он никогда этого не требовал. Думаю, он планировал покинуть Шайдо, и помог бы нам сбежать. Даже если бы я отвергла его, он все равно бы нам помог.

– Мартэя ненавидела то, что вытворяли другие Шайдо, – сказала Аррела. – Но она осталась с ними из- за клана. Ее преданность погубила ее. Есть вещи и похуже, за которые можно умереть.

Фэйли следила, как гасли последние угли миниатюрного погребального костра.

– Думаю, Ролан действительно меня любил, – сказала она. И всё.

Все четверо встали и вернулись в лагерь. «Прошлое было полем, покрытым углями и пеплом, – гласила старая салдэйская пословица, – остатками того пламени, которое было настоящим». И эти угли уносил ветер позади нее. Но она сохранила камешек бирюзы Ролана. Не ради сожалений, а на память.