Перед работой Эгвейн переоделась в другую одежду. Некогда белая, она многократно использовалась очищавшими очаги послушницами, и сажа впиталась в нити. Платье было покрыто серыми пятнами, как тенями.

Она потёрла спину, снова встала на четвереньки и заползла глубже в очаг. С помощью маленького деревянного скребка она отскабливала комья сажи из швов между кирпичей, потом собирала их в латунное ведро, края которого стали бело-серыми от покрывавшего их пепла. Первым её заданием было выгрести весь пепел и собрать его в вёдра. Её руки так почёрнели, что она опасалась, что даже самые активные попытки их оттереть не увенчаются успехом. Колени болели и казались странным дополнением зада, который по-прежнему страдал от регулярной утренней порки.

Она продолжила отскабливать почерневшую часть кирпича, при слабом освещёнии от фонаря, который она оставила в углу очага. Ее подмывало воспользоваться Единой Силой, но Красные, стоявшие снаружи, почувствовали бы это; кроме того, она выяснила, что её дневная доза корня вилочника была необычно сильной, не оставив ей возможности направить и струйку. На самом деле, доза была настолько велика, что Эгвейн стала сонной, от чего работа была ещё труднее.

И такой будет её дальнейшая жизнь? Запертая внутри очага, скоблящая кирпичи, которые никто даже не видит, отрезанная от всего мира? Она не может сопротивляться Элайде, если о ней все забудут. Девушка тихонько кашлянула, звук эхом разнёсся по очагу.

Ей нужен был план. Похоже, единственной возможностью было использовать сестёр, которые пытались вычислить Чёрных Айя. Но как с ними увидеться? Без уроков у сёстер у нее не было никакой возможности избавиться от опеки Красных, посещая другие Айя. Может ли она как-нибудь ускользнуть во время работы? Если её отсутствие обнаружится, она, наверное, окажется в ещё худшей ситуации.

Но она не может позволить, чтобы её жизнь была заполнена только черной работой! Последняя Битва приближается, Возрождённый Дракон делает что вздумается, а Престол Амерлин стоит на четвереньках и чистит очаги! Она сжала зубы, яростно работая скребком. Нагар был таким старым, что образовал на камне блестящую чёрную плёнку. Ей никогда не отчистить его полностью. Ей нужно только убедиться, что убрано всё, что могло отвалиться.

В отражении в блестящей плёнке девушка увидела тень, промелькнувшую в дальнем выходе очага. Эгвейн немедленно потянулась к Источнику – но, конечно, ничего не обнаружила из-за вилочника, затмевающего разум. Но снаружи определённо кто-то был, пригнувшийся, двигавшийся бесшумно…

Эгвейн стиснула скребок в одной руке, другой медленно потянувшись к щётке, которую она использовала, чтобы сметать пепел. Затем она резко повернулась.

В проеме очага, заглядывая внутрь, застыла Ларас. На Госпоже Кухонь был большой белый фартук, на котором красовались несколько пятен от сажи. Её пухлое круглое лицо повидало немало зим, волосы начинали седеть, и в уголках её глаз были морщины. Когда она наклонялась как сейчас, на её шее образовывались второй, третий и четвёртый подбородки; её рука с толстыми пальцами ухватила край очага.

Эгвейн успокоилась. Почему она была так уверена, что кто-то к ней подкрадывался? А это была всего лишь Ларас, которая пришла, чтобы ее проверить.

Но почему женщина двигалась так тихо? Ларас оглянулась, прищурившись, и поднесла палец к губам. Эгвейн снова почувствовала напряжёние. Что происходит?

Ларас отодвинулась от очага, взмахом руки показав Эгвейн следовать за ней. Госпожа Кухонь двигалась легко, гораздо тише, чем это казалось возможным Эгвейн. Повара и поварята гремели в других частях кухни, но ни один не находился в прямой видимости. Эгвейн вылезла из очага, заткнув скребок за пояс и вытирая руки о платье. Она сняла с лица повязку, наполняя лёгкие сладким, не содержащем сажи воздухом. Она глубоко вдохнула и вновь поймала резкий взгляд Ларас, которая снова приложила палец к губам.

Эгвейн кивнула и последовала за Ларас через череду кухонь. Через несколько мгновений Эгвейн и Ларас стояли в кладовой, наполненной запахами крупы и созревавших сыров. Вместо плитки здесь была более долговечная кирпичная кладка. Ларас подвинула несколько мешков, потом открыла кусок пола. Это был деревянный люк, прикрытый сверху кирпичами, чтобы казалось, что это – часть пола. Он вёл в маленькую комнатку с каменными стенами, расположенную под кладовой, достаточно большой, чтобы вместить человека, хотя высокому пришлось бы сутулиться.

– Подождешь здесь до ночи, – произнесла Ларас вполголоса. – Я не могу вывести тебя наружу прямо сейчас, когда Башня переполошена как курятник, в который пробралась лиса. Но мусор вывозят поздно вечером, и я спрячу тебя среди девушек, которые его разгружают. Работник доков возьмёт тебя на лодку и перевезёт через реку. У меня есть друзья в страже, они будут смотреть в другую сторону. Как только ты переправишься через реку – тебе решать, что делать дальше. Я бы не советовала возвращаться к тем дурам, которые сделали тебя своей марионеткой. Найди какое-нибудь место, чтобы переждать, пока всё утихнет, потом вернись, и может быть, тебя примет тот, кто будет главным. Учитывая то, как идут дела, маловероятно, что это будет Элайда…

Эгвейн удивлённо моргнула.

– Так, – сказала крупная женщина, – Полезай.

– Не время болтать! – добавила Ларас, как будто не она этим занималась. Судя по тому, как она оглядывалась по сторонами и притопывала ногой было видно, что женщина нервничает. Но также было очевидно, что она и раньше проделывала подобные вещи. Почему простая повариха в Белой Башне умела так хорошо красться и подготовила такой искусный план, как вывести Эгвейн из укреплённого, находящегося в осаде города? И прежде всего, почему у неё на кухне схрон? Во имя Света! Как она его сделала?

– За меня не беспокойся, – продолжила Ларас, глядя на Эгвейн. – Я сама могу о себе позаботиться. Я буду держать всю прислугу подальше от того места, где ты работала. Айз Седай проверяют тебя только раз в полчаса или около того – и поскольку они заглядывали с минуту назад, пройдёт какое-то время, прежде чем они это сделают снова. Когда же они, наконец, проверят, я изображу полное неведение, и все решат, что ты ускользнула из кухни. Вскоре мы вывезем тебя из города, и никто не догадается.

– Да, – произнесла Эгвейн, наконец обретя речь, – но почему? – Она полагала, что после того, как Ларас помогла Мин и Суан, она не будет стремиться помочь другим беженцам.

Ларас взглянула на неё, решимость в её глазах была такой же твёрдой, как у Айз Седай. Однозначно, Эгвейн проглядела эту женщину. Кем она была на самом деле?

– Я не собираюсь помогать тем, кто ломает дух девушки. – Твёрдо заявила Ларас. – Эти побои настоящий позор! Глупые Айз Седай. Я верно служила все эти годы, но теперь они говорят мне, что ты должна работать столько, сколько я смогу тебя заставить, бесконечно. Что ж, я знаю, когда девушек перестают учить и начинают забивать. И не позволю совершаться подобному на моей кухне. Испепели Свет Элайду за то, что она считает себя в праве творить такие вещи! Пусть казнит тебя или делает послушницей, меня это не беспокоит. Но подобное унижение недопустимо!

Женщина стояла, упершись руками в бёдра, от её фартука поднималось облачко муки. Странно, но Эгвейн поймала себя на том, что обдумывает её предложение. Она отказалась от предложения о спасении от Суан, но если бы она бежала сейчас, она вернулась бы в лагерь мятежниц, освободившись самостоятельно. Это лучше, чем быть спасённой. Она могла бы избавиться от всего, от побоев, от тяжёлой работы.

Но для чего? Для того, чтобы сидеть снаружи и смотреть, как рушится Башня?

– Нет, – ответила она Ларас. – Твоё предложение очень щедрое, но я не могу принять его. Извини.

Ларас нахмурилась.

– Теперь ты послушай…

– Ларас, – прервала её Эгвейн, – Никому не позволено говорить с Айз Седай в подобном тоне, даже Госпоже Кухонь.

Ларас запнулась.

– Глупая девчонка. Ты не Айз Седай.

– Соглашаешься ты с этим или нет, я всё равно не могу бежать. Если ты, конечно, не намерена затолкать меня в эту дыру силой – связать и вставить в рот кляп, чтобы я не кричала, а потом лично перевезешь меня через реку,- тогда я советую позволить мне вернуться к работе.

– Но почему?

– Потому, – сказала Эгвейн, оглядываясь на очаг, – что кто-то должен с ней бороться.