она вообще не приезжала.

Но она приехала, он сам разрешил ей, и все настойчивей просила за мужа. Однако Эдуард был тверд. Он объяснил ей, что, если выполнит ее просьбу, это будет означать новую войну, новые набеги шотландцев на приграничные земли Англии. А этого он позволить не может. Его страна и так разорена черной смертью, как, впрочем, и Франция, как вся Европа, вся земля… В такое время особенно опасно давать волю безрассудным людям, подобным королю Давиду.

Джоанна с этим не могла не согласиться, но пыталась все же через Филиппу склонить брата к заключению мирного договора с Шотландией, одним из пунктов которого было бы освобождение Давида.

Филиппа отвечала, что Эдуард никогда не пойдет на такое, и бедная Джоанна говорила, что пускай тогда ее тоже объявят пленницей, как и ее мужа.

Что могла сказать ей на это Филиппа? Что у Давида уже есть подруга по заточению — красивая и бесстыдная Кэтрин Мортимер? И что сам Давид неоднократно заявлял во всеуслышание, что скорее предпочтет остаться пленником вместе с ней здесь, в Англии, чем вернуться к жене в Шотландию? А уж если все-таки вернется, то только в сопровождении драгоценной Кэтрин…

Пускай уж, думала Филиппа, бедняжка Джоанна уедет обратно, не ведая о желаниях беспутного мужа, полная жалости и сочувствия к нему. Так будет легче для нее какое-то время…

Ничего не добившись, Джоанна стала готовиться к отъезду.

Она посетила гробницу отца, Эдуарда VII, в Глостере. С печалью думала о его несчастливой, неудавшейся жизни, страшном конце и не могла не сравнивать с жизнью собственной, никчемной и полной страданий.

У нее было не так уж много драгоценностей, но некоторые из них она оставила в его усыпальнице в знак памяти о тех редких встречах с ним, красивым, веселым, благосклонным к детям.

Она истово помолилась о его душе, а затем отправилась из Глостера в замок Райзинг, чтобы повидаться с матерью.

Королева Изабелла вела сейчас спокойную полузатворническую жизнь. Несмотря на годы — ей было около пятидесяти, — она оставалась почти такой же красивой, как прежде, и окрестные жители обожали ее и называли не иначе, как леди Щедрость. Ничто, казалось, не нарушало сейчас ее душевного покоя, от угрызений совести, если они и мучили ее когда-то, не осталось и следа.

Трудно было поверить, что эта красивая безмятежная женщина была вдохновительницей страшного убийства мужа в замке Беркли.

Благосклонно, с королевской пышностью приняла она дочь у себя в покоях, с нескрываемой радостью благодарила за подарки — отборные вина и бочонки с осетриной, которая оказалась ее любимым блюдом.

Куда меньше интересовали ее, а вернее, почти совсем не интересовали обстоятельства жизни дочери, пленение ее мужа.

Равнодушие и отчужденность — вот что ощутила Джоанна в матери и, помня, какой та была в годы ее детства, не удивилась этому, но почувствовала себя неуютно. Захотелось поскорее уехать из замка, вообще из Англии.

Прошлое казалось ей дурным сном. Настоящее было безрадостным. В будущее заглядывать она боялась.

Исполненная глубокой печали, Джоанна вернулась к себе в Шотландию.

И все-таки принцесса Изабелла продолжала испытывать порой жгучее унижение, вспоминая, как была отвергнута женихом, как он тайно сбежал от нее, чтобы немедленно сочетаться браком с Маргарет Брабантской.

Она продолжала делать вид, что ее нисколько не задел поступок графа Луи, но в глубине души рана не заживала, бередя и уязвляя гордость.

Ее раздражало повышенное внимание, которое уделяли при дворе Джоан Кент. Подумать только, эту развязную особу считают самой красивой! Забывая, что тут же находится она, принцесса Изабелла, тоже не лишенная очарования. Еще можно поспорить, у кого из них его больше! Но что правда, то правда — у Джоан уйма обожателей, которые не спускают с нее глаз. Даже король довольно часто разглядывает ее чересчур пристально.

Только это совсем не обязательно из-за того, что она так уж неотразима, а потому, что недавно призналась в тайном браке с Томасом Холландом. Подумать только! Вроде бы уже решено было ее замужество с графом Солсбери, когда она сама взяла да и раскрыла свой секрет… Вот все и глазеют на нее, как на восьмое чудо света!

Интересно, а что думает об этом, спрашивала себя Изабелла, принц Эдуард? Она ведь наверняка и его обворожила. Это видно сразу. Неужели она решилась на скандальный брак с Томасом лишь затем, чтобы подтолкнуть Эдуарда к более решительным действиям? Тогда это смело, ничего не скажешь. Уж принцу Уэльскому она не откажет, как Уильяму Солсбери, — кому же не хочется стать в будущем королевой?..

Она умна и хитра, этого у нее не отнимешь. И сумеет найти способ, как разорвать узы брака с Холландом, если появится такая необходимость. Пускай она даже без ума от Томаса, но стоит принцу Уэльскому поманить пальцем, и она прискачет к нему галопом…

Некоторую резкость суждений Изабеллы можно было, пожалуй, объяснить, если не оправдать, ее ревнивым отношением к успехам Джоан при дворе, а также вновь пробудившимся чувством унижения от собственного несостоявшегося замужества.

Все обращали внимание на Джоан Кент, а принцессе Изабелле, прелестной любимой дочери короля, перепадали лишь жалкие крохи от всего этого.

Так продолжаться не может! Она должна придумать что-нибудь…

Не прошло и нескольких дней, как многие заметили, что принцесса Изабелла начала проявлять немалый интерес к молодому гасконскому [13] дворянину Бернару Эзи, сыну человека с тем же именем. Оба они прибыли в Англию еще в то время, когда готовились к свадьбе ныне покойной принцессы Джоанны с принцем Педро Кастильским.

Молодой Бернар был высок ростом, красив, с приятными манерами. Они подружились с Изабеллой, и не прошло много времени, как он влюбился в нее.

Она с наслаждением купалась в лучах его любви, почти уже не вспоминая свой позор во Фландрии, где ее красота не была оценена по достоинству этим презренным графом Луи.

О, она прекрасно понимала, как безмерно рад и горд был бы ее кавалер, если бы она дала согласие на брак с ним. Просто не поверил бы своему счастью! Конечно, сам он не смел даже и заговаривать об этом, но, направляемый ее ловкой рукой, решил однажды признаться в любви и робко намекнуть о своих надеждах.

Изабелла сказала ему, что, прежде чем дать ответ, должна поговорить с отцом. Это было уже по меньшей мере необычное решение: при королевских дворах не принято обнадеживать бедных, не слишком знатных чужеземцев. Но Изабелла закусила удила. Она добьется от отца всего, чего захочет, — так похвалялась она перед влюбленным юношей, и тот восхищался смелостью и упорством девушки, относя это за счет ее любви к нему.

Она же, зная, что отец не мог ей ни в чем отказать, не сомневалась в успехе. Привязанность отца к старшей дочери крепла по мере того, как он, сам того не желая, невольно начинал все более критически взирать на жену. О нет, он по-прежнему любил ее, но взор его отдыхал, а душа испытывала наслаждение, когда он видел красивые и стройные женские фигуры, а не такую расплывшуюся, как у Филиппы.

Добившись свидания с отцом с глазу на глаз, чем уже доставила ему немалое удовольствие, Изабелла взяла его за руку и доверительным шепотом сказала:

— О дорогой отец, я хочу первая заговорить о том, о чем вы и сами начали бы вскоре разговор. Ведь вы считаете, что мне давно пора замуж, и если не говорите об этом, то, уверена, только оттого, что это означало бы разлуку со мной. Признайтесь, что я права.

— Признаюсь, — с улыбкой сказал король.

— Значит, вы были бы довольны, — продолжала она, — если бы я вышла замуж за человека, который не увезет меня в другую страну, и мы все вместе будем жить в нашей славной Англии, не так ли? Ответьте,