хотела, да и не могла разлучаться надолго, а потому ей надо молиться и молиться, чтобы царил мир и Эдуарду не приходилось бы отправляться ни в какие военные походы.
Однако она понимала, что наступит час — и он не так уж далек, — когда снова ей придется встать перед трудным выбором, и что она тогда решит, одному Богу известно.
Вскоре, к своей великой радости, она поняла, что забеременела в третий раз. Эдуард тоже был вне себя от счастья, ему было мало двоих детей, он хотел, чтобы их народилось как можно больше, и чувствовал, у него хватит любви на всех. Пока же не переставал гордиться маленьким Эдуардом и души не чаял в крошке Изабелле.
Филиппа любила смотреть, как он играет с детьми, когда у него появляется свободное время. Она видела, общение с ними его не тяготит, и ей тоже хотелось, чтобы их стало больше.
После захвата англичанами Бервика в войне с Шотландией наступила передышка, во время которой они весело отпраздновали Рождество в замке Уоллингфорд. Филиппа к этому времени была уже на сносях.
Ко времени рождения ребенка королевский двор переехал в Лондон, и младенец появился на свет во дворце Тауэр. Возможно, поэтому Филиппа захотела назвать его, а вернее ее, потому что снова родилась девочка, по имени ее маленькой тетки Джоанной, родившейся тоже здесь, но живущей сейчас с мужем Давидом в изгнании во Франции в замке Гейяр под покровительством короля Филиппа VI.
Джоанна была желанным пополнением семейства, и счастливый отец не мог нарадоваться на новорожденную и на супругу, оказавшуюся такой здоровой и плодовитой.
Многое в Англии по-прежнему беспокоило и угнетало Эдуарда. От войны с шотландцами, пусть недолгой, но кровопролитной и разорительной, сильно пострадала торговля. Иноземные суда боялись заходить в английские порты из-за разгула воровства и разбоя. Эдуард понимал: чтобы стать процветающей, страна должна находиться в мире с соседями и с самою собой. Он приказал жестоко расправляться с ворами и грабителями в городах, селениях, на дорогах и в портах и велел распространить письменные обращения ко всем торговцам и судовладельцам, в которых обязывался обеспечивать их безопасность.
Это обязательство относилось и к фламандским ткачам, прибывшим к тому времени в Англию по приглашению Филиппы. Поначалу они столкнулись с недоброжелательностью, даже ненавистью населения Норфолка, потому что тамошним жителям было не по душе, что эти пришлые так много и упорно работают, словно им в упрек.
Фламандцы оказались не только работящими, но и разумными и спокойными и вскоре начали процветать, несмотря на окружавшую их неприязнь, которая, впрочем, со временем поутихла и не проявлялась так открыто, как раньше.
На шотландский престол при поддержке короля Англии вновь взошел Эдвард Бейлиол, он соглашался отдать англичанам весь юг Шотландии от реки Форт, но Эдуард оставил ему эту часть при условии, что тот признает его сюзереном, — что и было беспрекословно выполнено.
Не все шотландцы согласились с такими условиями и восставали против них. Бейлиол был слабым правителем и нуждался в постоянной поддержке, и Эдуарду приходилось часто отправляться в Шотландию самому, чтобы наводить порядок.
После огорчительных событий в Кларендже Филиппа уже не решалась поручать детей чужим заботам, и поэтому она… нет, не оставалась с ними, а наоборот, брала с собой — даже крохотную Джоанну — и устремлялась вместе с мужем в дальние и не слишком спокойные походы. Впрочем, однажды она решила после долгих мучительных раздумий все же отправиться без детей, их же оставить в аббатстве Питерборо, что привело в смятение достойного аббата Адама де Боутби.
Он выразил сомнение, что монастырь подходящее место для таких крошек, но королева рассказала ему, что произошло во время ее отсутствия в Кларендже, добавила, что король весьма нуждается в ней во время походов, и кончилось тем, что аббат, поговорив с монахами, без особой охоты согласился принять детей с их нянями и другой прислугой. «Мы не обещаем отменных удобств, — сухо сказал он на прощание, — но от голода и холода дети страдать не будут…»
Каково же было изумление Филиппы, когда по возвращении из путешествия она увидела, что дети сильно изменили жизнь аббатства. Глазам ее представилась удивительная картина: маленький Эдуард сидит на плечах у его преподобия аббата, а Изабелла скачет, как на лошади, на спине монаха, опустившегося на четвереньки. Что касается Джоанны, то ее колыбель качает один из четырех келарей [10] аббатства, и, как поведали Филиппе, когда эту ответственную работу пытается делать кто-то другой, девочка громким криком выражает протест.
Дети и не хотели уезжать оттуда, и Филиппа пришла к выводу, что, если в замке Кларендж на них почти не обращали внимания, то здесь оно было чрезмерным и детей успели избаловать.
— Все говорит о том, — сказала она Эдуарду, — что они должны находиться только со мной… Только с нами…
Прошло время, и Филиппа родила еще одного — четвертого ребенка, на этот раз мальчика. Она решила назвать его Уильямом, на что король согласился без всяких споров. Однако у бедного младенца не оказалось в достатке тех жизненных сил, что были у его брата и сестер, и через несколько месяцев он умер.
Печаль королевы не знала границ, и еще долго после того, как его захоронили в кафедральном соборе Йорка, она продолжала скорбеть о нем. Эдуард не уставал утешать ее, говоря, что у них осталось трое здоровых, полных жизни детей, за которых они должны благодарить Бога, и вскоре родятся еще.
Горькое известие пришло также из Шотландии, куда недавно отправился младший брат короля Эдуарда, Джон Элтем, названный так по месту, где родился. Как раз в это время неисправимые шотландцы подняли очередной бунт против Бейлиола, и Джону предстояло утихомирить их. Такое случалось уже не впервые в самых разных местах, и на этот раз Джон возглавил войско, двигавшееся в сторону Перта. Вскоре дело дошло до сражения, в котором он и был убит.
Эдуард очень любил брата и тяжело перенес потерю. Джону только что исполнилось двадцать, он не был женат, хотя в брачных предложениях недостатка не было. Он был в расцвете сил, полон смелых устремлений и светлых надежд. И вот теперь его нет… Куда легче для крошки Уильяма: он ушел из жизни, вообще не зная ее. Но Джон… Дорогой Джон… В двадцать лет…
Не мог Эдуард не припомнить их совместные детские годы. Они тогда редко видели родителей, и, если приходила мать, казалось, что к ним явилось неземное создание. Никогда не знавали они никого прекраснее. Она, правда, одаривала вниманием его, Эдуарда, Джон интересовал ее куда меньше, однако младший брат не обижался. Во всяком случае, Эдуард этого не помнил, зато хорошо помнил, что принимал повышенное внимание матери к себе как должное.
Его сестры тоже не пользовались особой благосклонностью королевы Изабеллы, она почти не замечала их. Бедная Элинор и еще более несчастная Джоанна!.. Как они сейчас? Сумела ли Элинор привыкнуть к супругу, который старше ее почти в три раза? Уезжала она такая счастливая, с несметным количеством подарков и всяческого добра, но разве в этом счастье?.. У нее только что родился сын, тоже Рейнольд, как и его отец. Наверняка она будет хорошей матерью… Но Джоанна! Маленькая Джоанна… Уже несколько лет прозябает во Франции в замке Гейяр с подростком-мужем, которого никогда не любила и, наверное, так и не сможет полюбить…
Как же ему повезло, что у него есть Филиппа! Как счастлив он с ней!..
Чем больше он думал о семье, тем чаще вспоминал о матери и решил, что откладывать уже нельзя, надо как можно скорее повидать ее.
Он отправился в замок Райзинг.
Мать не скрывала огромной радости от свидания с сыном. Она порывисто обняла его и заплакала, но вскоре успокоилась, и он с облегчением увидел — или ему так показалось? — что она вообще стала спокойней и уравновешенней.
— Да, — сказала она, слегка отстранив его от себя и улыбаясь. — Теперь я вижу, ты самый настоящий король.
— Я стал взрослым мужчиной, — ответил он.
