полковник начинал яростно отстаивать свои утопические, по мнению самого Гордеева, идеи. Наивный идеалист, который каждый раз, сталкиваясь с жестким и далеко не честным миром, разочаровывался. И эта глубокая неудовлетворенность приводила к болезненной депрессии, длящейся долгие недели. Потом полковник решал, что мир еще можно сделать лучше, и настолько загружал себя и свою команду работой, что все жаловались и мечтали, чтобы Илин снова впал в депрессию и дал возможность передохнуть.

– Не думал, что придется оформить столько бумажек… Полдня, как курсант, бегал по управлению с мокрыми подмышками.

– Какие бумажки? – не понял Гордеев.

– Завтра в двенадцать у нас назначена встреча с месье Брауэром.

– Один из тех бельгийцев, которые прилетают по обмену опытом?

– Не совсем. – Илин присел за свой стол и достал бумаги из «дипломата». – Анри Брауэр – офицер полиции Нидерландов. Отдел по борьбе с наркотиками. Коллега наш. И здесь он не для того, чтобы опыт перенимать. Да и к группе бельгийцев его причислили, чтобы не привлекать лишнего внимания.

– Тогда для чего он здесь?

– Думаешь, мне известно? – спросил Илин. – Тайна за семью печатями, даже в управлении ничего не сказали на этот счет. Только дали общие рекомендации и приказали содействовать в полной мере. Одно могу сказать, голландцы в сотрудничестве с Интерполом ведут какую-то важную птицу, и им нужна наша помощь. Некий Зеф Ноли.

– Впервые слышу это имя.

Илин протянул Гордееву листок, на котором была отпечатана страница из паспорта господина Ноли.

– Он вчера прилетел в Петербург, – сказал Илин, – как и наш Анри.

– Настолько важная персона?

– Возможно. А может, мы просто потеряем время впустую, гоняясь за этим арабом.

– Албанцем, – поправил его Гордеев, вглядываясь в темное лицо незнакомого мужчины. – А Анри? Получается, ты с ним не виделся?

– Нет, – Илин налил себе еще один стакан воды и в раздражении добавил: – Я же сказал, что он в Питере. Я был в Москве и вместо него решал все бумажные вопросы.

– И где мы с ним встречаемся? – допытывался Гордеев, делая вид, что не замечает недовольства полковника. – В управлении?

– Антон! – вспылил Илин. – Любопытный, как женщина. Месье будет ждать нас в «Гранд-Отеле».

– Хорошо живет голландская полиция! Почему, когда мы отправляемся в командировку, нам не разрешают селиться в «Хилтоне»?

– Иди спроси у Махова, – ответил Илин, указав рукой на дверь.

В первый раз за последние несколько лет Войтович провел весь день с дочерью. И это было неожиданным подарком для обоих. Войтович отменил встречи, поручил работу Авилову и Ирме, в общем, позаботился, чтобы в этот день его никто не беспокоил. А все началось с обычного завтрака, во время которого Рита сказала, что не помнит, когда в последний раз ела мороженое, и добавила:

– Ты не угощал меня мороженым. Папа, мы с тобой никогда не ходили в кафе. Только бабушка покупала мне сладости и водила куда-нибудь. Правда, чаще всего она выбирала места, где на меня нападала зевота. Например, выставки, музеи. А я в это время мечтала о катке, сладкой вате и кинотеатре.

– Думаю, – Войтович подвинул к дочери блюдце с вареньем, – пришло время исправить недочеты в нашем общении.

– Малиновым джемом? – Рита обмакнула палец в красную жидкость. – Считаешь, что это равноценная замена? – улыбнулась она, облизав палец.

– Лишь начало. – Войтович последовал ее примеру, и спустя минуту они соревновались, у кого лучше получается есть густое варенье без помощи ложки. – И какова программа на сегодняшний день?

Рита растерянно посмотрела на него, поднялась со стула и вымыла руки.

– Не дразни меня, – попросила она. – Что бы я ни предложила, уже ближе к полудню позвонит Ирма и скажет, что ты нужен в офисе. Либо ты сам вспомнишь о неотложных делах и оставишь меня одну. А я буду стоять на улице со сладкой ватой в руке и с тоской в глазах смотреть, как ты садишься в машину и уезжаешь.

– Вот и нет! – Войтович в предвкушении потер руки.

Он не собирался терять удачную возможность провести с дочерью день. Ранее Рита не просила составить ей компанию. Наоборот, всячески демонстрировала, что не нуждается в нем. Но теперь, когда она сама делает первый шаг навстречу, он не посмеет отказать. Войтович многое бы отдал, чтобы их отношения стали теплыми и дружескими. Он любил Риту так сильно, как никого другого, и сделал бы все, о чем она ни попросила. Просто раньше все ее желания сводились к материальным ценностям, общение с отцом не входило в этот список. Однако сейчас в ней что-то изменилось. Войтович чувствовал, что его девочка переживает острую драму внутри себя, пытаясь вернуться в мир, о котором она давно забыла. Ей необходимы внимание и поддержка, и все это он мог дать своему ребенку.

– Итак, – Войтович постучал пальцами по столу. – Сейчас мы выпьем по чашечке кофе и решим, каким будет сегодняшний день. Оговорюсь сразу. Я сделаю несколько звонков, а после оставлю телефон дома. И машину тоже. Очень хочется покататься на метро, как в молодости.

Рита пораженно посмотрела на него, не выдержала и рассмеялась.

– Если это правда, – сказала она, – то, чувствую, день будет веселым!

– Еще бы! Одна поездка в метро чего стоит.

– Папа, – протянула Рита, сложив руки у груди. – Если я прошу слишком много…

Войтович не дал ей закончить, подошел и крепко прижал к себе. Маленькая, хрупкая, Рита, как никогда, напомнила ему свою мать. Он уже давно не вспоминал о Марине, но сейчас перед глазами появилось ее смеющееся лицо. Войтович зажмурился и потряс головой, пытаясь избавиться от призрака прошлого. Щеки Риты раскраснелись от удовольствия, она поправила волосы и улыбнулась отцу, став еще больше похожей на мать. Войтович дотронулся до ее тонкого носа, такого же, как у Марины, задумчиво провел пальцем по маленькому подбородку.

– Я напомнила тебе маму? – спросила Рита. – Прости, не хотела тебя огорчать.

– Огорчать? Слава богу, что ты похожа на нее, а не на меня! – Он похлопал рукой по наметившемуся животу и рассмеялся.

Рита улыбнулась следом.

– Папа, ты скучал по ней? – осторожно спросила она, понимая, что обращается к запретной теме, но не могла остановиться. – Мы никогда не говорили о маме…

– Очень скучал, – отозвался Войтович. – Думал, что не переживу того, что она оставила нас, а главное – тебя. Но, как видишь, мы справились.

– При этом я стала алкоголиком, а ты так и не нашел нового счастья, – вздохнула Рита и направилась в свою комнату.

– Ты куда? – спросил Войтович.

Он вдруг испугался, что разговоры о матери испортили Рите настроение и теперь она весь день пролежит у себя в комнате, грустная и ко всему безразличная. Рита повернулась к отцу и развела руки в стороны.

– Одеваться, – сказала она. – Или ты думаешь, что я решусь выйти на улицу в халате? Да и лицо стоит приукрасить, – добавила она, подмигнув ему.

Войтович с облегчением вздохнул, поняв, что планы не изменились.

– Даю тебе час, – прокричал он ей вслед. – Потом жду в гостиной.

День был солнечным и теплым. Погода, словно почувствовав настроение отца и дочери, сделала их общение еще более приятным. Даже ветер, который в это время года обычно господствовал в городе, не беспокоил их. Настроение омрачал лишь тот факт, что они потеряли много лет, не пытаясь найти дорогу друг к другу. Войтович думал об утраченных возможностях и том раздражении, которое появлялось каждый раз, когда он смотрел на дочь, губящую свою жизнь. Рита же вспоминала обиду на отца за то, что он не уделял ей столько внимания, сколько она хотела. Оба испытывали вину за те чувства, которые носили в себе и которые не позволяли им говорить о любви. Флюиды нежности, много лет дремавшие в каждом из