— Нет, все нормально. Там так душно и странно пахнет… Я чуть не заснула, хотя все ясно соображала. Дон, мне кажется, нам пора вернуться на ранчо. Должно быть, уже поздно…

— Вообще-то всего лишь полпервого, но нам и в самом деле пора. Как ни крути, а праздник уже завтра.

Они распрощались с маленькими индейцами и отправились в обратный путь. Дон опять шел впереди, но на этот раз Дженни не приставала к нему с расспросами. В голове девушки против ее воли крутились слова старой колдуньи. Странные слова, диковатые, абсолютно непонятные и явно бессмысленные…

Что она говорила насчет двух светлых?

И какая злая сила заставила Дженнифер О'Хара задать Дону Фергюсону следующий вопрос?

— Дон… А Лена Маккензи, она тебе все-таки кто?

Он остановился так резко, что Дженни с размаху впечаталась в его широченную спину. Медленно повернулся. Смерил Дженни убийственным взглядом и очень недобрым голосом процедил;

— Чтоб я еще раз в жизни вздумал хоть что-нибудь рассказывать женщине, у которой от романтических бредней в голове все перемешалось…

— Стоп! Тпру! Осади назад! И не смотри на меня так, Дон Фергюсон! У меня прямо сердцебиение начинается! Я даже и не вспоминала про твой рассказ, я шла себе и думала, что эта самая Маккензи приедет аккурат сегодня вечером, а я про нее ничего не знаю, кроме того, что Гвенни ее не любит, а тебе она подружка…

— Лена мне не подружка.

— Хорошо, возлюбленная.

— И не возлюбленная!

— А кто?!

В голосе Дженни прозвучало такое искреннее изумление, что Дон неожиданно расхохотался и уселся на ствол поваленного ветром дерева.

— Ну хорошо. Верю. В порядке ознакомления сообщаю следующее. Пит Маккензи был старинным дружком моего отца. Это он так говорит. На самом деле друзей у отца не было. Здесь, по крайней мере, Пит Маккензи жил в фактории, километров сто вверх по течению от Дома на Сваях. Промышлял то золотом, то лесом, за это отец его даже колотил пару раз. Однако Пит всегда был упрям, поэтому смог все-таки разбогатеть, уехал в Штаты, там женился на скандинавке, шведке, кажется, потом почти все потерял, ну и вернулся сюда. Мне тогда было пять лет, дочке Пита — три года. Назвали они ее в честь шведской бабки — Лена. Потом погибла мама, я был мал, вот отец иногда и брал меня в гости к Маккензи. Считай, раза три за год мы виделись. Выросли. Пит успел еще раз сколотить состояние, а Лена… Она выросла такой красоткой, что без труда устроилась в модельное агентство в Нью-Йорке, а вскоре и прибрала его к рукам. У нее хладнокровие шведской мамы и бессовестность шотландца-папы в крови. С виду она… сама увидишь. Со мной у нее отношения сложные. Лена уверена, что должна стать миссис Фергюсон, а я в этом не уверен. Вот, собственно, и все.

— Тогда почему ты назвал ее другом семьи?

— Потому что она усиленно работает над этим образом. Приезжает сюда, когда захочет, сразу же начинает командовать, учить Эсамар жизни, помыкать Гвенни и морщить нос при виде индейцев.

— Почему ты ей не запретишь?

— Дженни, я бываю здесь только летом. Кроме того, в деловом отношении она действительно голова и много сделала для Дома на Сваях в его нынешнем виде.

— И ты с ней не спал?

— Мне еще жить не надоело.

— Ты боишься из-за закля…

Дон взвился в воздух, словно его ужалили.

— Так я и знал! Ты вбила себе в голову индейские бредни и теперь будешь приставать ко мне с этой…

— Так ты с ней спал?

— Нет! Не веришь?

— Нет.

— Я с ней не спал, потому что не хотел, а что до заклятия, то уж Лена-то вряд ли вспомнит даже год, когда она потеряла невинность, не говоря уж о дате, а слово «любовь» в ее лексикон вообще не входит…

— А почему ты не хотел с ней спать?

— Господи, да что же это за мучение! Потому что мне нравятся совсем другие женщины!

— Какие?

— Маленькие! Темноволосые! С добрыми серыми глазами! С точеной фигурой! И молчаливые!

А в следующий момент Дженни и Дон уже целовались, яростно, взахлеб, всхлипывая, впиваясь друг другу в губы и не имея сил отстраниться друг от друга хоть на миг.

Его руки превратились в стальные оковы, сдавившие Дженни, и она таяла в этом плену, отчаянно желая навсегда остаться в его объятиях. Они обнялись так крепко, что она не могла понять, стук чьего сердца отдается у нее в ушах, его жар сжигал девушку, и она растворялась в яростных поцелуях, щедро даря в ответ не менее страстные объятия.

Дон подхватил ее на руки, а через миг они уже опустились на траву, и Дженни со стоном выгнулась, почувствовав, как жадная рука мужчины уже касается ее груди, неведомо почему обнаженной почти полностью… И вот уже ее руки скользят по груди Дона, тонкие пальцы впиваются в широкие плечи, она вскрикивает, почувствовав, как его губы обхватывают ее напряженный до боли сосок, хочет запустить пальцы второй руки в эти густые черные волосы, разжимает судорожно сжатый кулак, и что-то падает на ее обнаженную грудь…

Дон отпрянул, ослепленный золотым блеском, неожиданно расплескавшимся по груди рыжей богини. Тяжело дыша, словно после долгого изнуряющего бега, молодой человек приподнялся над Дженни, в изумлении рассматривая находку.

— Джен… откуда это у тебя? Что это, Боже!

— Это бусики… Колдунья подарила. Я думала, речные камешки отполированные…

— Камешки? Мисс О'Хара, к твоему сведению, это потянет тысяч на пятнадцать! Это же золотые самородки! Золото Амазонки, то самое, которое все ищут, но не могут найти.

Дженни поспешно села, торопливо застегивая рубашку и нервно поправляя волосы.

— Ох, Дон, но ведь она, наверное, не знает, надо ей вернуть…

— Ты что! Янчикуа не знает? Да она с закрытыми глазами может определить возраст любого дерева в сельве! Нет, тут другое. Когда-то мне сделали почти такой же подарок…

— Тоже золото?

— Нет. Перед той охотой вождь надел мне на шею кинжал из настоящей стали. Древний кинжал, никто в целом мире не знает, откуда эти вещи у яномами, а они свято хранят тайну. Во всяком случае, это не повседневное их оружие, это реликвия. Твое ожерелье — из разряда таких же вещей. Яномами могли бы с легкостью накопать себе тонну самородков — достаточно спросить Янчикуа, где именно копать. Только им это не нужно. Золото для них не имеет цены. В нем великая магия земли и солнца. Этому ожерелью наверняка не одна сотня лет. Береги его.

Дженни осторожно расправила тонкий кожаный шнурок и подняла на Дона потемневшие зеленые глаза.

— Почему у меня такое чувство, что я тону в каком-то водовороте…

— У меня тоже…

— Дон…

— Дженни…

Он протянул к ней руки, и девушка потянулась к нему в ответ, но внезапно судорога исказила лицо Дона Фергюсона, он резко вскочил на ноги и торопливо пробормотал:

— Прости. Я не должен был так. Прости меня, пожалуйста.

— Что с тобой, Дон?

Он вскинул на нее горящие темным огнем синие глаза, и в его голосе зазвучала ярость.