подруженцией развели араба, но попутчики были лоховатые, не оценят, и занимались какой-то чушью. Очкастый читал толстый журнал, Наташка пролистывала блокнот, прикидывая, как будет отписываться за командировку.

Неожиданно очкастый оторвался от книги, взглянул на часы и вежливо спросил:

— Тут у меня кроссворд… Роман Льва Толстого из одиннадцати букв. Не подскажете?

При этом он незаметно подмигнул Наташке — мол, помалкивай, ничему не удивляйся: вопрос явно предназначался не ей. Рыжая, видимо, не знала, что никаких кроссвордов в толстых журналах не печатают, завела глаза под лоб и задумалась.

— Это, — сказала она. — Анна Каренина. Сколько там букв?

Наташка еле удержалась, чтобы не прыснуть. В «Анне Карениной» было, во-первых, двенадцать букв, а во-вторых, два слова. Рыжей было на вид лет шестнадцать. Она не могла не знать таких вещей, но вот не знала. Могла же она, допустим, не знать, что надо извиняться, когда толкаешь соседа, или здороваться, когда входишь в купе.

— Правильно, — удовлетворенно кивнул очкастый.

— А я кино видела, — радостно сказала рыжая, чтобы никто не посмел заподозрить, что она читала книгу.

Помолчали.

— А вот тут еще, простите, — деликатно начал очкастый. — Прибор для определения сторон света, шесть букв.

— Этот, как его, — сказала рыжая. — Ну Господи, ну этот. Я же точно знала. В нем еще магнит.

— Шесть букв, — настойчиво повторил очкастый.

— Ну ты сам, что ль, не знаешь?! — крикнула рыжая. На миг ее блинообразная морда исказилась вполне человеческой тревогой: действительно знала слово, действительно забыла. Но, с другой стороны, зачем ей в повседневной жизни компас? Кто из вас за последний год пользовался компасом, дети, поднимите руки?

— Хорошо, — очкастый кивнул с удовлетворением врача, обнаружившего симптом. — Самое дорогое существо из четырех букв.

— Леха, — сказала рыжая и гнусно гыгыкнула.

— Неправда, — сказал очкастый. — Леха — из пяти.

Рыжая вылупилась на него, потом что-то прикинула в уме и кивнула.

— А, ну да, — сказала она. — Точно. Тада Юра.

— Очень хорошо, очень, — очкастый внезапно встал и запер дверь купе. — У меня остался последний вопрос. Он, кстати, к вам.

Наташка насторожилась. Ей переставал нравиться весь этот хеппенинг. Она сунула руку в карман куртки, нащупывая мобильник, но сомневалась, что из поезда можно вызвать 02. И что она скажет? Спасите, помогите, в пятнадцатом вагоне поезда «Столичный экспресс» сидит маньяк? Срочно пришлите опергруппу в пятое купе?

— Вопрос очень простой, — миролюбиво сказал очкастый. — Сколько часовых поясов в Китае?

Наташка категорически перестала понимать его логику. В купе происходила очень нехорошая игра.

— Китай живет по единому времени, — пролепетала она. — По синьцзянскому…

Тут же она подумала, что правильно отвечать в этой игре, наверное, нельзя. Нужно что-то другое. Рыжая вон три раза ответила неправильно, и ей сохранят жизнь. Вон она как лыбится. А Наташка ответила как надо, и теперь ее пришьют. Маньяки точно такие и бывают, очкастые, приличные. Ой, мама! Наташка уставилась на маньяка умоляющими круглыми глазами, и он в ответ улыбнулся спокойной отеческой улыбкой:

— Все отлично. Сидите смирно. Приступаем.

Он наклонился к рыжей и быстро сказал:

— Спать пора. С самого утра спать хотела, аж глаза слипались. И на пароходике хотела, и в кафе хотела. В кафе коктейль пила, коктейль сладкий, все слиплось. Глаза слиплись, жопа слиплась. Спать охота, сил нет. Спать будешь полчаса.

Рыжая обмякла и рухнула башкой на стол, так и не успев вынуть наушники из толстых белых ушей. Очкастый аккуратно вынул их, выключил плеер и положил рядом.

— А вы сидите смирно и слушайте внимательно, — сказал он оцепеневшей Наташке. Та только и смогла кивнуть.

— Когда это случилось? — резко спросил очкастый у спящей рыжей. Она подняла голову и широко открыла невидящие глаза.

— Кажется, около полугода, — произнесла она вдруг вполне осмысленным голосом без тени вульгарности, но с бесконечной, месяцами копившейся усталостью.

— Кто это сделал?

— Я его не знаю. Это было в баре. Ударил меня по плечу и исчез.

— Что вы почувствовали?

— Сначала ничего. Потом стала забывать слова.

— Вы испугались?

— Нет. Было приятно. Будто от груза освобождаюсь, от лишнего.

— Ваше имя? — спохватился он.

— О… Ольга.

— Отношения с родителями как?

— Очень странно. Будто их и нету. Я раньше мать очень любила. Вы поможете?

— Помогу, обязательно помогу, — твердо сказал очкастый. — Они ничего не замечают?

— Они говорят — переходный возраст.

— Отлично. Вы раньше слушали попсу?

— Никогда.

— Что слушаете теперь?

— Я теперь в основном смотрю «Звезд на ринге».

— Еще что?

— «Звезд в гареме» иногда.

— Плохо дело. Вы заметили, что «Звезды в гареме» транслируют тот же сигнал?

— Да, я чувствую, — медленно произнесла рыжая. Наташка сидела рядом ни жива ни мертва. — Что-то чувствую. Как-то подсаживает. Не могу выключить никогда. Всякий раз досматриваю и потом плохо помню.

— На чипсы тянет?

— На чипсы все время, да. Вы доктор?

— Нет, я так, дилетант. Но вам я помогу. Скажите честно: секс часто?

— Часто, да. — Рыжая густо покраснела. Наташка никогда бы не подумала, что эта халда способна так смущаться. — Но знаете… очень странно. Я не чувствую ничего.

— Это нормально. Тогда почему же занимаетесь?

— Ну… я чувствую, что так надо. Меня что-то толкает. Что если я не буду заниматься… сексом, то могу умереть. Или стать немодной и тоже умереть.

— Скольких инфицировали? — брезгливо спросил очкастый.

— Одного, Лешу, — быстро заговорила рыжая. — Клянусь, только одного. Остальные с иммунитетом, я вам честно говорю. Какой мне резон врать? Я сама ему хотела сказать, а то он почувствовал и ничего не понимает. Особенно когда потянуло на чипсы. Он толстеть стал, спорт бросил…

Она всхлипнула.

— Адрес диктуйте.

— Свой?

— Зачем мне ваш, вы же вот. Лешин.

— Севастопольский, пять, двадцать восемь. Телефон не помню, у меня в мобиле.

— Глубоко зашло, — сказал очкастый.