Кстати, сейчас заметны какие-нибудь различия между двумя столицами в плане, так сказать, телесной пищи?
— Москва всегда подкупала меня бодростью. Я имею в виду чай 'Бодрость', я его очень люблю. А Ленинград, насколько я знаю, всегда поражал москвичей обилием кур на прилавках — в нашей области было хорошо налажено их производство. Но сейчас эти различия исчезли.
— В Ленинграде появился чай, а в Москве…
— Нет, наоборот, и то, и другое пропало.
— Что же вас утешает?
— Прожитая жизнь. Ничто не внушает такого оптимизма, как преодоленные трудности! А наш народ преодолел столько этих препятствий, что просто обязан быть оптимистом!
С писателем фехтовала Н. ГРАЧЕВА.
История Фэндома: Интервью с В. Кузьменко, 1991 (1)
Здравствуйте, All!
Посылаю некоторые материалы из архива Т. Приданниковой (Магнитогорск).
Статьи выложу на www.tree.boom.ru
Яценко С. Плоды познанья с 'древа жизни': Интервью с автором перед выходом книги
(Книжное обозрение (Москва).- 1991.- № 17. — С. 3.)
Уважаемые читатели 'КО'! Первая книга трилогии В. Кузьменко 'Древо жизни' была обещана вам в марте-апреле. Но производственная деятельность всех предприятий, в том числе и полиграфических, поставлена в такие условия… Так что выход книги задерживается примерно до июня с. г. В то же время в редакцию продолжают поступать письма с просьбой подробнее рассказать об авторе этого фантастического романа, намерен ли он продолжать свою эпопею, какие произведения им написаны еще. Журналист и литератор С. Яценко, рекомендовавший книгу В. Кузьменко 'Книжному обозрению' и знакомый со всем его творчеством, согласился встретиться с Владимиром Леонидовичем и побеседовать. Надеемся, что содержание беседы удовлетворит законное любопытство наших читателей.
— Должен признаться вам, Владимир Леонидович, что лично я такого безусловного успеха не ожидал. Тем более что 'КО' опубликовало лишь первую книгу трилогии. На мой взгляд, она не может дать полного представления о том, что я считаю главным в вашей книге — философской концепции устройства общества…
— Да, несмотря на то, что фрагмент кажется более или менее законченным, он только намечает главные проблемы, в нем заложены лишь основы концепции бессмертия, создания искусственного интеллекта…
— Видите ли, когда я прочитал первую часть, то подумал: вот неплохо скроенный приключенческий роман. Правда, не единственный в своем роде. Такое впечатление сохранялось примерно до середины третьего тома, а затем я вдруг понял, что это не так, что я читаю необычную книгу, верю в реальность происходящего…
— Но это действительно так. И, вспомните, вы сами привели в предисловии к книге мои слова о том, что я едва ли успевал записывать то, что вставало передо мной как реальная картина. Боюсь, что слово 'как' здесь даже неуместно… Понимаете, начиная работать над романом, я не знал не только, чем все это кончится, но даже и то, что произойдет на следующей странице, как будут развиваться события. Когда я (Сергей, конечно!) попал на Элиу, то не был еще знаком с Элом, не знал, что когда-то появится Бэксон. Вместе с Сергеем я искал выходы из создавшихся ситуаций, и, собственно говоря, не всегда нам это удавалось…
— Вы имеете в виду 'Тупик'?
— Да, ситуацию в первой части второй книги. А знаете, герои 'Древа жизни' от меня не ушли. Я часто встречаюсь с ними. Сергей и Ольга держат меня в курсе всех событий. Жаль, что Эл погиб. Я успел его полюбить.
— Значит ли это, что роман будет иметь продолжение?
— Очень может быть. Просто сегодня я чувствую, что пока еще не могу рассказать всего, что, знаю. Возможно, еще не время.
— Как-то мрачно вы это произносите.
— Для оптимизма мало причин. Это я вам говорю как ученый. Сегодня человечество, как динамическая самоорганизующаяся система, находится в критической ситуации, из которой есть только два выхода — либо перейти в качественно новый этап развития и стать 'сверхцивилизацией', либо погибнуть.
— С гибелью более или менее ясно, а вот что такое 'качественно новый этап развития', 'сверхцивилизация'?
— Так ли уж ясно 'с гибелью'? Вот так легкомысленно многие отмахиваются: знаем, мол, сами себя губим, планету разрушаем. И с этими знаниями продолжают заниматься прежними делами.
— Вот уже и обвинение в моем лице аж всему человечеству. А что вы предлагаете конкретно?
— Прежде всего избавиться от бездумного оптимизма и реально посмотреть на вещи, исследовать корни кризиса. На мой взгляд, они кроются в несовместимости политической организации общества и его взаимодействия с окружающей средой. Еще в прошлом веке мы пошли по тупиковому пути, отдавая предпочтение техническому развитию перед гуманитарным. И с тех пор живем, как воры, залезшие в чужую квартиру, как самые заурядные грабители. Тоталитарные политические системы, сверхмонополии, утвердившиеся сегодня у власти, объединили все виды насилия политическое, экономическое, идеологическое, физическое — с имперскими амбициями на мировое господство. Отсюда — гонка вооружений, развитие тяжелой индустрии, неоправданно высокие энергетические затраты. Биосфера не выдерживает такого давления: продукты распада урана, отходы химической промышленности, инсектициды, пестициды… Все это наносит непоправимый вред генетическому аппарату всего живого, приводит к самым неожиданным мутациям. Я вспоминаю, еще в конце 50-х годов читал в одном из журналов статью академика Андрея Владимировича Лебединского, в которой он отмечал, что одно только ядерное испытание в атмосфере увеличивает число больных лейкозом на 80 тысяч человек и на 200 тысяч человек — других видов мутаций. Вот вам один из вариантов экологической катастрофы — глобальные эпидемии, против которых будет очень трудно, если вообще возможно, бороться.
— Собственно, они уже есть: СПИД, вспышки холеры в разных регионах планеты…
— А представьте, если бы Ирак применил химическое или бактериологическое оружие, для которого нет границ? Знаете, с позиции системного анализа все это можно, рассматривать как включение механизмов реактивности биосферы, направленное против агента, который нарушает ее внутреннюю общность…
— Проще говоря, природа сопротивляется?
— Да, она уже подготавливает человека к уничтожению, подавляя его иммунитет, причем эффективно используя его же действия. Я твердо убежден, что уже начались необратимые процессы, которые невозможно остановить. Просто в обозримом будущем для этого нет средств. Медики, к примеру, знают, что многие инфекционные заболевания протекают уже иначе…
— Владимир Леонидович, а вы ведь сейчас говорите о концепции своей новой книги — 'Катастрофа'.
— Ну, не совсем новой. Я написал ее, когда работал над второй и третьей книгами 'Древа жизни'.
— Знаете, мне кажется не случайным, что некоторые из своих повестей, романов вы написали именно так — прерывая работу над трилогией. Видимо, появлялась тема, которая заслуживала самостоятельной разработки. Ведь 'Катастрофа' — это моделирование поведения человека в условиях именно биологической катастрофы…