Растопите 60 граммов сахара в карамель. Влейте взбитые белки. Подержите 20 минут на паровой бане. Остудите. Налейте крем в глубокое блюдо и осторожно положите сверху белки. Подавайте охлажденным.

Рауль Разорбак продолжает думать, что Натали Ким такая же клиентка, как и остальные. Чтобы продвинуть наши дела, у него есть другая идея.

Мы летим вместе на юго-восток. На холме проходит ассамблея ангелов, собравшихся как фанаты вокруг любимого певца. Мастер колоритен и говорит, размахивая руками. Я его тут же узнаю…

Фредди Мейер!

Старый слепой раввин не изменился. Маленький, толстый, лысый, с носом картошкой, поддерживающим большие темные очки. Здесь слепота его не смущает. Слепой ангел видит так же, как другие.

Рауль толкает меня локтем. Ненужная подсказка, я и так все помню. Благодаря Фредди наше предприятие по обнаружению, открытию и исследованию приняло разнообразные формы. Он был самым настойчивым, самым вдохновенным, самым требовательным из героев эпохи танатонавигации. Он придумал связывать вместе серебряные нити, чтобы обеспечить надежность групповых полетов. Он изобрел первые стратегии войн между фантомами. Что может быть увлекательнее, чем снова отправиться вместе с ним на поиски приключений!

Мы присоединяемся к небольшой толпе и слушаем старого друга. Он рассказывает… анекдот.

— Это история про альпиниста, который сорвался со скалы и висит на одной руке над пропастью. «Помогите! Помогите! Спасите меня кто-нибудь», — кричит он в отчаянии. Появляется ангел и говорит: «Я твой ангел-хранитель. Верь мне. Я тебя спасу». Альпинист задумывается ненадолго, а потом говорит: «М- м-м… а больше здесь никого нет?»

Ангелы покатываются со смеху. Я тоже. Это ангельский юмор. Мне нужно к этому привыкать.

Я ужасно рад вновь встретить старого сообщника. Кто говорит, что в Раю скучно? С Фредди мы спасены. Я делаю ему незаметный знак. Он замечает нас и подбегает.

— Мишель! Рауль!

Мы обнимаемся.

Мне на память приходят воспоминания: наши первые встречи, наши самодельные приспособления, наши первые взлетные кресла, первые экспедиции в сторону Рая, первые войны с фантомами хашишинов.

— Разрешите представить мою новую команду друзей! — восклицает Фредди.

Группа световых существ окружает нас, и я различаю среди них много знакомых лиц: Гручо Маркс, Оскар Уайльд, Вольфганг Амадей Моцарт, Бастер Китон, Аристофан, Рабле…

— Нас называют командой комиков из Рая. До того как попасть сюда, я не знал, что Моцарт был таким шутником. Всегда имеет в запасе какую-нибудь сальную шутку. Ничего общего с Бетховеном, тот только скуку навевает.

Я спрашиваю:

— А твои клиенты?

Фредди пожимает плечами. Он больше не верит в свою работу ангела и почти не занимается своими душами. Слишком много клиентов его разочаровали. Люди ему надоели. Спасти их? Он в это больше не верит. Как и Рауль, он убежден, что заставить людей эволюционировать — непосильная задача даже для самых одаренных ангелов.

Аристофан говорит, что у него уже шесть тысяч пятьсот двадцать седьмой клиент, и все провалились. Бастер Китон жалуется, что у него одни лапландцы, деморализованные отсутствием света. Оскар Уайльд отвечает ему, что это ничто по сравнению с его индусами, с их свекровями, поджигающими сари невесток для получения страховки. Гручо Маркс худо-бедно выкручивается с красными кхмерами, никак не могущими уладить свои разногласия в джунглях. Рабле воздевает руки к небу, говоря о детишках из Сан-Пауло, которые нюхают клей с утра до вечера и редко доживают до четырнадцати лет.

Похоже, что самые тяжелые случаи поручают комикам.

— Это слишком тяжело. Большинство из нас в конце концов просто плюют на все. Людям помочь нельзя.

Я привожу аргумент Эдмонда Уэллса:

— Однако само наше присутствие здесь доказывает, что можно выйти из цикла реинкарнаций. Если мы смогли, значит, и другие на это способны.

— Возможно, с людьми дело обстоит так же, как со сперматозоидами, — изрекает Рауль. — Только одному из тридцати миллионов удается попасть в яйцеклетку. Но у меня недостаточно терпения, чтобы перепробовать тридцать миллионов душ, перед тем как мне разрешат наконец пройти через Изумрудную дверь.

Мой друг явно рад, что он не одинок в желании все бросить, Фредди Мейер вместе с ним. Он тоже больше не занимается ни своими душами, ни собственным развитием. У него больше нет амбиций. Он хочет провести остаток своего существования смеясь, забыв про мир смертных. Он потерял всякую веру в человечество. Он верит только в юмор.

Что должно было произойти для того, чтобы веселый эльзасский раввин превратился в такое разочарованное световое существо?

— Холокост, — выдыхает он. — Геноцид евреев во время Второй мировой войны.

Он обессиленно опускает голову.

— Отсюда лучше видно. Все понимаешь. Есть доступ к любой информации. Я теперь знаю все, что произошло в действительности, и это за пределами ужаса.

— Я…

— Нет, ты не знаешь. Очереди перед газовыми камерами, дети, которых вырывают из рук матерей, чтобы бросить в печь крематория, медицинские эксперименты на людях… Нужно подняться сюда, чтобы все видеть и все чувствовать. Я не могу забыть эти образы.

Я пытаюсь дать свое объяснение:

— Может быть, все эти жестокости произошли из-за того, что ангелы перестали интересоваться своей работой, как ты сейчас.

Но Фредди меня больше не слушает.

— Не хочу больше ничего знать. Хочу только смеяться, смеяться и смеяться… опьянеть от смеха и анекдотов до конца времен. Давайте смеяться, друзья. Будем смеяться и забудем все.

Как он изменился, мой дорогой Фредди! Заразителен ли юмор? Он хлопает в ладоши.

— Эй, здесь становится скучно. Быстро хороший анекдот! АНЕКДОТ! — требует бывший раввин и танатонавт.

Трудно настроиться на нужный лад после подобных упоминаний, однако Оскар Уайльд наконец пытается рассеять тяжесть от жутких воспоминаний Фредди.

— Это история про Иисуса, путешествующего со своей матерью. Они приезжают в деревню и видят, как изменившую жену хотят забросать камнями. Тогда Иисус вмешивается и говорит: «Кто из вас без греха, пусть первым бросит в нее камень». Шушуканье в толпе, потом все опускают камни. Иисус хочет освободить молодую женщину под аплодисменты, как вдруг огромный камень взлетает в воздух и расквашивает несчастную. Иисус оборачивается и говорит: «Ну, мама, вам не кажется, что иногда вы перебарщиваете?..»