l:href='#n_7'>[7] испоганили.
– Уохх-ха-ха! – сдержанным реготом огласил Серега закопченные своды ЖЭУ, испытывая глубокое единение с буйной радостью освобожденной кишки и невероятное душевное облегчение. Вот она – минута наивысшего счастья этой жизни, несправедливо обойденная вниманием и отчего-то не воспетая ни одним поэтом! Всего одна минута – и ты свободен и легок, как майский воздух в сосновом бору. Ты уже не озабоченный засранец, застывший на месте со скривившейся от напряжения физиономией и вынужденный терпеть унизительные насмешки товарищей, а снова гордый боевой пес, Безжалостный Терминатор, готовый рвать врага на части. Только прежде чем рвать, не забудь хорошенько вытереть задницу и надеть свои штаны на лямках. А для этого тебе нужно – что? Правильно! Ручки тебе нужны. Обе…
Поставив автомат к стене, Серега хорошенько помял страничку фронтовой газеты «Солдат правопорядка», изорвал ее на четыре равновеликих лоскутка, изогнулся буквой «зю» (жопа выше головы) и, ухватив левой рукой штаны, правую с газеткой поднес к нижней части спины…
И замер. Застыл в таком вот интересном положении. Псы ему не понравились. Носы повернуты к пролому, шерсть на загривке вздыблена, уши прижаты, показывают клыки и нетерпеливо косятся на хозяина – команды ждут. Рудин чуть сместил взгляд в сторону пролома и на секунду даже перестал дышать.
В подъезде стоял «дух». Нормальный такой «душара» – рыжий, бородатый, коренастый, обмотанный крест-накрест пулеметной лентой. «Дух» располагался к пролому в пол-оборота, держал в руках пулемет, ствол которого смотрел аккурат на Рудина, и, прислушиваясь к звукам, доносившимся с улицы, недовольно морщил нос. Стоящего раком Серегу он не видел из-за яркого светового пятна, которым входное отверстие забивало темный угол, а запах влажных псов, лежавших буквально в метре от него, за порушенной стеной, не уловил из-за остро благоухавшего бывшего кубанского рулета.
– Чущкя, – пробормотал «дух», и чуть мотнув «стволом», по-чеченски что-то сказал, повернув голову вправо.
Тотчас же в подъезде возникли черт-те откуда еще несколько силуэтов и неслышной поступью двинулись по лестнице на второй этаж. А рыжий стоял и контролировал ситуацию, прислушиваясь к звукам с улицы: оживленному говору бойцов на посту и медленно приближавшемуся лязгу бээмпэшек, сопровождавших колонну с комиссией.
В эти секунды, растянувшиеся для Рудина в вечность, наш славный рубака млел в положении «а-ля краб» и делал сразу несколько полезных дел: держал руки за спиной, боясь шевельнуться, периферийным зрением фиксировал «духов» в подъезде и страшным напряжением воли «держал» взглядом Рэма и Ингрид, глаза которых были переполнены всепоглощающим желанием пообедать вкусно пахнущим свежей бараниной «духом», торчащим в подъезде.[8]
Ситуацию в полном смысле слова спасала нетрадиционная методика, используемая Рудиным в тренировке псов для работы в группе ликвидации. Любые другие нормальные собаки, даже отлично вышколенные и дисциплинированные, давно бы уже бросились на врага, имевшего наглость стоять так близко. А семейная пара застыла косматыми глыбами и пожирала взглядами хозяина, ожидая командного жеста. Иными словами, любое мимолетное движение рукой в данной ситуации могло быть истолковано как разрешение изменить положение – со всеми вытекающими последствиями.
Вот потому-то и превратился Серега в монумент всем серунам Вселенной: указательный палец «духа» на спусковом крючке, чуть дернешься – получишь полкоробки в живот и псов угробишь к известной матери.
Секунды тянулись, как резина, красная пелена застилала взор – отчаянными импульсами Рудин излучал немой посыл своим меньшим братьям: «Лежать! Молчать! Не рычать!!!»
И не рычали ведь – хотя на тренировках никто это специально не отрабатывал: три существа в загаженном помещении как будто слились в единую биоэнергетическую сущность, крепко связанную мощным волевым усилием вожака…
Пропустив мимо себя засадную группу, рыжий «дух» с пулеметом нюхнул на прощанье аромат бывшего рулета и мягко утопал на второй этаж – плита потолочного перекрытия сообщала Рудину еле слышную возню изготавливавшихся для короткого боя[9] «волков».
– Ле-жать! Ле-жать! Молчать!!! – свистящим шепотом подтвердил первоначальную команду Рудин, затем очень осторожно, не отпуская псов взглядом, вытер задницу вспотевшим от повлажневшей ладони клочком фронтовой газеты, натянул штаны на лямках, застегнул разгрузку и, взяв автомат, прислушался к звукам улицы.
Расслабляться пока что было рано. Судя по приближающемуся гусеничному лязгу и реву моторов, колонна на подходе, времени осталось меньше минуты. Самый простой вариант: выскочить на улицу и заорать бойцам на посту, что в доме «духи» – пришлось сразу же отринуть. Сразу ведь и не разберут – что к чему, хай подымут, суетиться начнут, и тотчас же будут искрошены в капусту засадной группой, разместившейся на втором этаже. Просто пересидеть, спасая три шкуры – тоже не выход: «духи» отстреляются за минуту, уйдут тем же путем, что и пришли – судя по всему, через подвал, а бойцы сопровождения с ходу начнут утюжить подъезд бээмпэшными пушками. Это будет еще обиднее – уж лучше пасть от чеченской пули!
– Лежать! – напомнил Серега семейной паре, вылущивая из «разгрузки» «Ф-1»[10] и разгибая усики предохранительной чеки. – Я щас – быстро…
И действительно – получилось быстро, как в образцовом учебном бою. Прокравшись на площадку между первым и вторым этажами, Серега запулил гранату в обугленный проем расположенной над ЖЭУ однокомнатной квартиры, переждал оглушительный взрыв и, на ватных подгибающихся ногах проскочив лестничный пролет, от входа выпустил магазин по бьющимся в страшных корчах телам, разметанным взрывом по комнате.
И, не слыша себя из-за металлического звона в ушах, метнулся к окну, размахивая автоматом и вопя что есть мочи:
– Не стрелять! Свои! Это я – Пес…
…Итак, перестраиваться в соответствии со скоростными новаторскими методиками никто не желал, а работать по старинке было просто нерентабельно. Рудин произвел элементарный подсчет: если в родном Белогорске с его почти двухмиллионным населением нашлось немногим более двух десятков приверженцев старой школы, то в Краснореченске их будет примерно в шесть раз меньше!
– Наша «Школа консервативной дрессуры» только на Грише держалась, – напомнил Рудин озабоченным соратникам, когда Соловей заикнулся было насчет дать объявления по существу вопроса в местные газеты. – Нет, не стоит даже и пытаться. А займемся-ка мы заводом, хлопцы! У нас для этого практически все есть. За небольшим исключе – нием…
Ну да, все у них было – желание, опыт, реконструированный питомник. А что за исключение? Да так, ничего особенного… Материала для завода у них не было, вот что. Самая малость! Даже если стартовать тремя породами, представленными в лице репатриированных из Белогорска собакенов: хромоногой ветеранши Ингрид, спаниеля Джека и Алисиных кобелей-людогрызов, то каждому представителю необходимо было иметь пару аналогичного вида. То есть как минимум где-то раздобыть еще одну спаниелиху, ризеншнауцериху и немецкого овчара. В противном случае, ежели скрещивать Ингрид со шнауцерами или, того паче, со спаниелем, тогда вообще получится совсем уж по Гашеку:
«…Швейк, после того как медицинская комиссия признала его идиотом, ушел с военной службы и теперь промышлял продажей собак, безобразных ублюдков, которым он сочинял фальшивые родословные… Это были гадкие страшилища, не имевшие абсолютно ничего общего ни с одной из чистокровных собак, за которых Швейк выдавал их Бретшнейдеру. Сенбернар был помесь нечистокровного пуделя с дворняжкой; фокстерьер, с ушами таксы, был величиной с волкодава, а ноги у него были выгнуты, словно он болел рахитом; леонберг своей мохнатой мордой напоминал овчарку, у него был обрубленный хвост, рост таксы и голый зад, как у павиана…»
В Краснореченске породистые собаки по улицам бесхозно не гуляли – провинциалы к благородной животине относились с большим уважением, а местные нувориши готовы были платить хорошие деньги за красивых псов с длинной родословной. Системно никто заводом не занимался. Какие-то потуги в этом направлении прослеживались: изучая газетные объявления, наши приятели отследили три многообещающих зазывных лозунга, типа: «…Реализую доставленных с Московской выставки щенков колли с хорошей родословной…» Во втором случае речь шла о пуделях трех разновидностей, в третьем – о
