– Леха, сколько там у тебя денег?
– Почти полмиллиона.
– Да ну?!
– Скидывались по две-три тысячи. Девчата тоже участвовали. Они, кстати, даже больше давали – некоторые по пять отстегнули. Они почему-то оказались богаче, чем пацаны, – Леха с готовностью протянул Феде пакет. – Вот, держи. Вообще, ребята, обратите внимание – это само по себе прецедент. Прикиньте: студенты скинулись, чтоб нанять бойцов для избавления от кавказского ига... Хе-хе...
– Оставь, – отказался Федя. – Мы сделаем это бесплатно.
– Думаю, легионеры тоже денег не возьмут, – предположил я. – В самом деле: пусть деньги будут у тебя. Если по мере развития событий возникнут какие-нибудь расходы – оплатишь.
– А они возникнут обязательно, – встрепенулся Федя. – Я уже сейчас вижу, за что платить придется. Вообще, деньги – это очень даже забиесь. Это минус масса проблем, можно будет все сделать быстро, красиво и безопасно.
– Ну вот, Леха, не зря старался, – подытожил я. – А все, что останется, – раздашь обратно. Список составлял?
– Ага, аж в трех экземплярах! – Леха язвительно хмыкнул. – Они ученые, никто ни под чем не пишется. Все прекрасно знают, что любая подпись ведет к расстрелу, и давно усвоили: главное в борьбе с Системой – анонимность и безадресность.
– Да, в этом отношении вы закаленные борцы, – похвалил я.
– А то! Сколько пережито и выстрадано, сколько слез и крови пролито...
– Да-да, мы в курсе, – бесцеремонно вмешался Федя. – Дим, давай, быстро думай, да звони уже...
Да я уже все придумал. Ситуацию я оценил в секунду, а паузу взял по привычке, чтобы в деталях рассмотреть все возможные отклонения.
Насколько я знаю легионеров, они не станут отказываться от участия в таком проекте. Более того, что- то мне подсказывает, что они будут рады нашему предложению и воспримут его с энтузиазмом. А еще, как ни крути – они наши преемники или даже наследники. Почти весь личный состав «Легиона» – выходцы из «Патриота». Одним словом – наши люди.
Я набрал номер комиссара «Легиона» и, памятуя о возможной прослушке (Руденко – один из лидеров неформального молодежного движения), с ходу принялся нехитро «шифроваться»:
– Есть один хреновый кораблик, которым рулят три десятка носатых флибустьеров-животноводов. Рулят они неправильно и не туда, если экстренно не вмешаться, кораблик очень скоро выбросит на скалы – вместе с двумя сотнями вымирающих белошерстных оленей. Жертв будет – просто немерено.
– О как! – озадачился Руденко. – Подробности, я так понял, при встрече?
– Подробности – да. Но сначала – один принципиальный вопрос. Мы собираемся взять эту дрянную посудину на абордаж. Повторяю: животноводов – три десятка. Предлагаю принять участие.
– Так... Не понял, а в чем принципиальность?
– Вы как настроены? «Да» – «нет»? Принципиальность в том, что если «нет» – без всяких обид, мало ли у вас какие проблемы сейчас – будем искать другой вариант. Просто время поджимает. Поэтому желательно получить ответ сразу.
– Минуту повиси...
Руденко стал общаться с Усольцевым, не ставя телефон на «паузу» и не зажимая микрофон:
– Дэд зовет хачей мочить.
(И на фига, спрашивается, я шифровался?)
– Ух ты, как интересно! Это что-то новое. А что за хачи?
– По телефону не говорит. Говорит, три десятка, а публика, которую они топчут, – две сотни славян.
– Наверное, общага какая-то... Уточни, хачей – как? По нулям или просто побить?
– А каков формат абордажа? – транслировал в мою сторону Руденко.
– Краткая поучительная лекция о правилах поведения нахлебников в гостях у народа, который их кормит, после чего всех – на месяц в «травму».
– Понял. Секунду...
Руденко процитировал мою сентенцию Усольцеву и почти без паузы ответил:
– Мы поддерживаем ваше предложение. Окончательного согласия пока не даем, надо уточнить все детали. Но в принципе мы не против.
– Я рад, – а я правда был рад – все-таки какой-то мизерный шанс отказа существовал, и это несколько напрягало. – Мы сейчас кое-куда прокатимся, а через часок позвоним, договоримся о встрече.
– Хорошо. Когда мероприятие?
– Все доведем при встрече.
– Хорошо, понял. Ну все, ждем звонка...
– Нормально, – одобрил Федя. – Я в тебе и не сомневался.
– Белошерстные олени – это находка, – оценила Ленка. – Но почему – вымирающие?
– Нас все меньше, хачей все больше, – пояснил за меня Леха. – Если одна популяция стремительно прибывает, а другая так же стремительно убывает – без каких-либо намеков на изменение тенденции, вот эту последнюю популяцию можно считать вымирающей.
– Качаться надо! – буркнула Ленка. – Не пить, не курить, учиться бороться за место под солнцем! Плакать вы все мастера – «мы вымираем»... А воевать за вас кто будет? Такими темпами «муслимы» скоро везде власть возьмут!
– Вон у вас Борман с Ромой подрастают, – заметил Леха. – Безбашенное поколение. Не пьют, не курят, качаются, всех готовы порвать. Вот они и будут воевать.
– Да уж... – задумчиво протянул Федя. – Это еще неизвестно, куда они вырастут. Если не туда попрет – такого наворотят, у всей страны волосья дыбом встанут. И не только на голове...
Помните, Леха сказал «парк да пустырь» – когда описывал особенности расположения общежития? Это он слегка исказил факты или, попросту говоря, приврал.
Никакого парка там сроду не было, сплошь чахлые посадки, кое-где заваленные мусором, и какой-то слабенький намек на спортплощадку непосредственно у здания общаги.
Собственно пустыря тоже не было: на площади, не занятой посадками, повсюду, насколько хватало глаз, зияли огромные котлованы со сваями. Котлованы были не первой свежести, судя по изрядно оплывшим стенкам, рыли их очень давно и беспорядочно – очевидно, в ту пору у копателей было немало денег, а насчет кризиса никто даже и не заикался.
Об этих деталях ландшафта, совершенно незначительных с обывательской точки зрения, я упомянул только потому, что на них обратил внимание Федя – когда зарисовывал схему местности в Ленкин блокнот.
– За-дол-бись... – тихо порадовался Федя. – Подступы непроходимые, подъезд только по одной трассе. Если за гаражами поставить «блок» – все, полный контроль. Мимо трассы ни одна тварь не проскочит...
На схеме были запечатлены все объекты, располагавшиеся в зоне видимости вокруг общежития: рынок, мимо которого мы проехали пять минут назад; гаражи с доперестроечным забором и наиболее крупными проломами в нем; посадки, обозначенные елочками; мертвые котлованы и возвышающаяся вдалеке стройка какого-то промышленного объекта.
Еще там была дорога, по которой мы сюда приехали, вычерченная, как мне показалось, с филигранной точностью, – Федя воспроизвел каждый изгиб реальной трассы, а между объектами, расположенными у дороги, выставил метраж. Каким образом он делал промеры – по спидометру или «на глазок», – я так и не понял. Спрашивать, однако, постеснялся: Лехе не обязательно знать, что я в военном деле – волосатое войлочное изделие.
– Значит, так... – прекратив рисовать, Федя остановил взор на здании общаги и ненадолго призадумался – секунд на десять, не более.
За этот крохотный промежуток времени Леха изменился в лице и заметно побледнел.
Шараду по природе этого вегетативного сдвига я решал ровно семь секунд – на восьмой вспомнил свое неосторожное заявление насчет урегулировать скотопоголовье общаги в два ствола и невольно хмыкнул.