знаменитостей. Тогда, догадавшись перефразировать вопрос, я спросил про Тест № 1, на что мне тут же презрительно кивнули в сторону неприметной двери в конце чердака. Я подошёл и робко постучался. Дверь осторожно приоткрылась на цепочку, и через щелку раздался женский голос: «Вы к кому?». «Простите, я ищу Центр знаменитостей, меня Карасев Александр пригласил». Дверь снова захлопнулась, заскрипел замок, и высокая тёмноволосая девушка лет 28-ми дружелюбно впустила меня внутрь.

Я очутился в узкой вытянутой каморке под самой крышей, с небольшим окошком в дальнем углу. В ней помещались несколько самодельных полок с книгами Рона Хаббарда, пара столиков и стульев. Белыми кожаными диванами здесь, разумеется, и не пахло. Девушка сказала, что Саша подойдёт с минуты на минуту, так что мы стали знакомиться. Ее звали Кузнецова Наталья, и являлась она, ни много ни мало, Исполнительным директором того самого Центра знаменитостей, переступить порог которого я так мечтал. Наташа до этого несколько лет состояла в штате большой организации, где до сих пор находился ее муж, как позже стало известно, в качестве заместителя самой Галины Петровны Шуриновой. Кроме Наташи Кузнецовой и Саши здесь работали ещё Любочка и Яна. С Любой мы были уже знакомы, поскольку вместе проходили дианетический семинар. Я после него стартанул на «Достоинство и целостность личности», а Любочка — на одиторский курс за счёт работодателя. Теперь она была, хоть и начинающим, но уже настоящим дипломированным специалистом по Книге Один, и, признаться, я немного ей завидовал. Яну — симпатичную брюнетку, мою ровесницу — я видел впервые. Она сидела перед круглым монитором допотопного компьютера, который, видимо, представлял особую гордость, и забивала в него ответы очередного теста.

Вскоре раздался стук. В дверном проеме за Наташей показался высокий молодой человек с густыми прямыми волосами, в каких-то неопределенно-сероватых джинсах и потрепанной куртке. На вид ему было лет 25. Он сопровождал парочку желающих открыть действительные возможности своего разума, сжимая в руке остаток рекламных листовок. Как я и догадался, человек оказался Александром, так взволновавшим меня вчера своим телефонным звонком. Его должность называлась очень внушительно — «Исполнительный секретарь отделений по работе с публикой», но, поскольку реально никаких отделений не было и в помине (точнее сказать, их кадрового наполнения), всю работу ему приходилось делать самому. Пригласив меня в один из чердачных закутков, устеленный свежими опилками, Саша поведал, что они с Наташей, Любочкой и Яной хотят создать первый в России Центр знаменитостей Церкви Саентологии (как мне уже стало понятно, почти с нуля) и проиллюстрировал конечный продукт впечатляющими цветными фотографиями аналогичного Центра в Голливуде. На двух глянцевых обложках каких-то англоязычных саентологических журналов в разных ракурсах красовался, окруженный пальмами, белокаменный дворец с большими светлыми окнами и парочка припаркованных у входа лимузинов. То, что Хаббард имел самое прямое отношение к художественной литературе (научной фантастике), я уже знал, но оказалось, что Основатель был к тому же и небезызвестным фотографом, сценаристом, кинорежиссёром и постановщиком, автором нескольких выдающихся трудов в области эстетики, а на основе его наработок в звуковой инженерии и вовсе создана техническая методика, не имеющая аналогов во всём мире. Позже я лично прочёл об этом следующее: «Сейчас мы знаем, что не будет преувеличением сказать, что в своём окончательном виде открытия Рона Хаббарда в технологии звукозаписи, микширования, копирования и передачи звуковой информации не имеют равных себе по качеству и тщательности проработки. Его звуковая технология, которая получила название „Клирсаунд“ (Clearsound) и применяется с исключительным авторским правом на студиях „Голден Эра Продакшнс“ (Golden Era Productions) церкви Саентологии, позволила достичь такого высокого качества записи и воспроизведения звука, которое превосходит практически все стандарты отрасли» [19; c.70–71].

Принимая во внимание мою цель, это кое-что значило. Продолжив, Саша поделился, что написал декларативное письмо Джону Траволте, в котором объявил о своих намерениях, и потому теперь готов был идти до победного конца. Как и я, он тоже занимался музыкой, даже пытался писать песни, но пришел к выводу, что самостоятельно преуспеть на этом поприще с идеалами этичного саентолога совершенно невозможно, ибо всё достойное в этом случае будет неизбежно подавляться ради обогащения на толпе, укореняя ее и без того исковерканные реактивным умом ценности. Создав же опору в виде Центра знаменитостей, мы получим редкую возможность беспрепятственно творить, обращаясь к лучшему в человеке, и тогда искусство, наконец, сможет исполнить свое истинное предназначение — разворачивать вспять нисходящую спираль развития цивилизации. По завершении помпезно-представительской части, Саша предложил также и мне принять участие в осуществлении сего глобального проекта. Все еще не оправившись от такого обмана ожиданий, я сначала сказал, что вряд ли смогу быть чем-нибудь полезен. Но потом, поразмыслив, что у меня есть шанс приобщиться к истокам «Первого-в-России-Центра- знаменитостей-Церкви-Саентологии», осторожно выразил готовность оказывать посильную помощь в его становлении.

Моим первым вкладом было согласие распространить три сотни рекламных листовок с адресом «Центра знаменитостей» по почтовым ящикам в своем дворе. Уже по дороге домой я стал накручивать себя множеством нехороших мыслей, как глупо придется ковыряться у кодовых замков, как, по бытующему мнению, буду «носить макулатуру», как могу нарваться на тусующуюся компанию оголтелых наркоманов и тому подобное. Несколько дней пачка приглашений грозно лежала на полке, но данное обещание нужно было выполнять, и, однажды, встав рано утром, «когда одни наркоманы еще спят, а другие еще не проснулись», я отправился на экскурсию по близлежащим подъездам. Все оказалось не так страшно, как я предполагал. Три сотни листовок пошли в расход не более, чем за полчаса, и я чувствовал себя настоящим героем. Со временем такие подвиги перешли в систему, и я получил почетное назначение «внештатным сотрудником». Мои периодические вылазки награждались очками, только вот предоставить за них реальные услуги едва открывшаяся миссия пока не могла — требовался специально обученный супервайзер. Отсутствие последнего сковывало всю деятельность проведением ДСХ, после которого людей записывали на профессиональный одитинг или отпускали восвояси. Проблема являлась одним из основных ходов в перспективе развития Центра и, вскоре, ее решение было найдено путем откомандирования Яны в Московский ГЦХ.

Количество листовок, которые время от времени давал мне Сашка, с каждым разом увеличивалось. Вначале я ограничивался соседними дворами. Затем ходил по парадным всех домов в районе своего метро. Потом и этих мест стало не хватать, и я уже мотался у «Московских ворот», «Электросилы», «Парка Победы» и «Московской». Чердак рыночного корпуса в Апрашке к тому времени всем порядком опостылел, однако, сменить расположение на более выгодное доход не позволял. Переезд в другое подобное захолустье, где я так и не успел побывать, похоронил последние надежды самостоятельно выкарабкаться из глубокого кризиса и громко провозглашенные цели вообще оказались под вопросом. Не знаю, сыграл ли тогда решающую роль Наташин муж, Медаль Свободы Галины Петровны или статус ее миссии, как «самой крупной на планете», но будущему Центру знаменитостей предоставили-таки временное пристанище на Лиговке 33. Мы стали занимать два стола и часть книжного шкафчика в просторном помещении для штата большого Центра на 3-м этаже с видом на Лиговский проспект и гостиницу «Октябрьская». Также нам разрешалось пользоваться услугами тест линии, местом регистратора, классом ДСХ и различными подсобками для предоставления профессионального дианетического одитинга.

Кроме маленьких хитростей распространения рекламы меня научили ее штамповать и размечать. «Штамповка» была необходима, когда на рекламных объявлениях отсутствовала информация для связи. Все листовки обычно изготовлялись в одной московской типографии, а использовались по всей России (так было дешевле). Поэтому конкретные данные на них не печатали и каждому Центру требовалось ставить дополнительный штамп со своим адресом и телефоном. Мое представление об этом, как о неком вальяжном действии, было разбито вдребезги. Проставлять за минуту менее 30 оттисков оказалось чересчур медленно, притом, что общее количество листовок порой переваливало за десяток тысяч в день! Наташа, научившаяся этому за предыдущие годы, могла бы, наверное, составить конкуренцию даже типографскому автомату, чем сразу же заслужила мое большое уважение.

Разметка заключалась в том, что бралась пачка рекламы и немного сгибалась, так, чтобы кончики образовывали что-то вроде веера. Затем по этим кончикам одним или несколькими маркерами проводились линии, в соответствии с тем, кто должен ее распространять. К примеру, если листовки должны были достаться мне, то проводились две черные линии, если Сашке — одна синяя и одна черная. Это делалось