— Какой?
— Из теплицы.
— Назначенный на семена? «Северное сияние»?
— Ага.
— Значит, не будет полярных огурцов?
— Какие там огурцы! — махнул рукой Вася. — Горечь одна.
— Откуда знаешь?
Вася уставился на Яшку и молчал, но в глазах у него бегали виноватые огоньки.
— Ты съел, да? — спросил Яшка.
Вася только вздохнул.
— Целый сорт?
Опять вздох.
Как Яшка презирал в этот миг Томушкина! Надо же сделать такую гадость. Что там сейчас бедная докторша, поди, плачет?
— Что же теперь будет?
— Будет, будет! — в отчаянии просипел Вася. — Да он теперь со мной разговаривать не будет, а мне ему экзамен сдавать.
— А зачем огурец брал?
— Зачем, зачем! Огурец-то никудышный был. Горечь одна.
— А Тамара Николаевна его электричеством бы. От электричества, знаешь, какие огурцы сладкие?
— Тоже учитель! Лучше научи: как мне экзамен сдать?
— А капитан про огурец знает?
— Знает, раз получил радиограмму. Только не знает, что я съел.
Яшка вдруг чуть сгорбился, словно капитан, заложил за спину руки и несколько раз прошел по каюте.
— Благодарю вас, Василий Никанорович, — да-с, уважили-с!
Вася стоял с лицом чернее тучи. Он даже не сразу сообразил, что Яшка издевается над ним.
— Хватит тебе, — тихо попросил Томушкин. В голосе его не оставалось и капли былой важности. — Ты лучше вот что, тебя всё равно спишут с парохода, на самолете домой полетишь. Скажи, будто ты съел огурец.
— Что? — Яшка прямо остолбенел.
— Ну, скажи, будто ты съел. Чего тебе капитан сделает? А у меня вся жизнь испорчена.
— Наврать, значит?
— Пока только, а потом я всю правду скажу.
Яшка задумался. Конечно, Томушкин свинья-свиньей, и, конечно, Александр Петрович не станет с ним разговаривать, да и другие «спасибо» не скажут. Ой, плохо будет Васе на пароходе. А всё почему? Болтун, молодой, — со старшими разговаривает так, как будто они ему равные. Поделом…
Но, может, всё-таки выручить Васю? Работать ему надо, экзамены сдавать. Так-то оно так. А если на своем острове Тамара Николаевна узнает, что Яшка съел огурец? Вдруг капитан пошлет ей радио? Как она возненавидит Яшку! Правда, он всегда может сказать, что наврал, и попросит, чтобы это передали по радио Тамаре Николаевне.
Ох, и трудно решить такое, когда тебе идет всего лишь двенадцатый год, когда перед тобой стоит виноватый человек, которого должны наказать и который жалостно-прежалостно смотрит на тебя! Конечно, хочется помочь ему, выручить из беды. Может быть, он перестанет таскать огурцы. И ведь один огурец всего-навсего, а попадет за него, ого, как!
Словом, — запутался Яшка, придумывая: как ему поступить? Стой перед ним друг его Колька — тут всё с самого начала решилось бы просто. Виноват? Иди сознавайся. Попадет как следует? Так и надо, в следующий раз не будешь. Но Вася был уже большой, настоящий кочегар, учился на механика…
Экая напасть из-за одного огурца!..
— Ладно уж, — согласился Яшка, — пускай я, вроде, съел, только ты никогда не воруй больше огурцов.
— Не буду! — обрадовался Вася. — А ты, верно, скажешь?
— Скажу.
— Дай честное слово.
— Рехнулся ты, — вспыхнул Яшка, — врать да еще честное слово давать!
— Ладно, ладно, — Томушкин замахал руками.
Но они только вышли из каюты, как Яшка понял, почувствовал: не гоже сделал он. И даже самому себе стал Яшка противен. Экое геройство — врать! И для какой надобности? Чтобы выручить настоящего вруна. Нет, никогда в жизни Яшка больше не сделает так. А сейчас пообещал…
В коридоре их встретила Зина.
— Александр Петрович велел всем собраться сейчас же в столовой, — сказала она: — экстренное собрание.
Яшка твердой и решительной походкой направился в столовую.
Томушкин, словно побитая собака, семенил за ним следом.
В столовой собралась вся команда. Шептались. Спрашивали друг у друга:
— По какому это поводу?
— Насчет погрузки, наверное?
Но никто не знал, зачем капитан назначил собрание. Ждали самого.
Александр Петрович вошел, ни на кого не глядя, хмурый, сердитый. Вид его не предвещал ничего доброго. Никто не решился заговорить с ним. Он открыл собрание и снова уставился куда-то вниз, под ноги, как будто ему было стыдно.
Наступила томительная тишина. Старший помощник стоял у двери и пристально разглядывал всех собравшихся.
— Я получил с острова Заветного радиограмму, — почти шопотом заговорил капитан. — Там из теплицы пропал единственный огурец. Кто сделал это?
Яшка глянул в угол и увидел васины глаза, испуганные и молящие. Жалко выглядел этот заносчивый кочегар. У Яшки даже мелькнула было мысль — не выручать его за то, что трусит. Но ведь обещал…
Кубас вышел на середину столовой.
— Я это сделал, — он сознался негромко, но поглядел прямо в лицо капитана.
Александр Петрович только чуть сдвинул брови:
— Считаю собрание закрытым!
Яшке было очень плохо. Зачем он так сделал? Все смотрели на него сердито и думали, поди, самое что ни на есть последнее.
— Можешь идти, — сказал капитан.
Собрание закончилось, но следом за Яшкой из столовой вышло лишь несколько человек. Оставшиеся завели разговоры о том, о сем, а главным образом — о Яшке.
— Да, виноваты мы сами, потому что мало уделяли ему внимания, — сердился капитан. И вот — результат! Стыд! Взрослые люди, у самих ребята, а попал на пароход один-единственный мальчик — и пожалуйста!
— Ну, это вы чересчур, Александр Петрович, — запротестовал старший механик. — Конечно, мы все виноваты, но…
— У вас была возможность взять его к себе в машинное, — сказал капитан, — и занять делом.
