самолете. Конечно, новое путешествие сулило много интересного; но как же Яшка мог расстаться с «Большевиком», если теперь фамилию Кубас писали в приказе этакими крупными буквами? Предстояло грузить пароход, идти обратно. А вдруг снова напал бы туман? Кто снова будет стоять на вахте? Да чего говорить, сколько было у Яшки забот и дел на пароходе! По одной арифметике он с Савелием Илларионовичем нарешал задач на всю зиму. Иной раз Яшка решал быстрей своего учителя. И вот опять — счастливый путь, высаживайтесь!
А каждый день жизни на «Большевике» приносил что-нибудь новое.
Савелий Илларионович встретил на палубе Яшку и радостно сообщил:
— Сегодня солнце зайдет.
— Как это зайдет? — удивился Яшка.
И впрямь, как это могло быть? Столько светило не заходя, к этому уже привыкли все, словно так и надо, и вдруг — зайдет!
— А я высчитал. Заход будет точно в двадцать два часа тридцать одну минуту. Приходи на мостик и увидишь. А потом оно через два часа взойдет.
Яшка промолчал, но в душе не очень поверил, хотя, занимаясь с Савелием Илларионовичем, он проникся к нему большим уважением.
Задолго до назначенного срока, вооруженный биноклем, мальчик поднялся на мостик. К этому времени на палубу высыпали все свободные люди. Каждому хотелось увидеть, как будет заходить солнце, — ведь оно без устали кружилось по небу много дней.
Большое огненно-красное солнце висело над горизонтом. Прошло уже полчаса, а оно едва-едва склонилось к воде.
— Не зайдет, пустое это! — Зина махнула рукой и пошла с палубы.
— Стой-кось, мил-человек, да поглядывай, — вступился тут дядя Саша Костюничев, — оно-от, если штурман посчитал, — значит, так и будет. Учили штурмана этому.
Капитан несколько раз прошелся по палубе, искоса поглядывая на зрителей.
Багровый солнечный диск опустился еще и снизу стал незаметно сплющиваться, как будто ему не хотелось лезть в воду.
«Как бы оно и в самом деле не зашло?» — подумал Яшка.
Штурман побежал наверх к главному компасу и принялся смотреть на солнце сквозь пеленгатор[50]. Глянул. Прикрыл глаза ладонью. Снова глянул. Опрометью кинулся вниз, на ходу крикнув Яшке:
— Зашло!
Савелий Илларионович скрылся в рубке, а Яшка стоял и таращил глаза на солнце. Больше половины его еще виднелось из-за горизонта. «Выдумщик! — решил Яшка. — Где же зашло»?
— Яша! — донеслось из рубки.
Приоткрыв осторожно дверь, Яшка отозвался.
Савелий Илларионович вычислял что-то на карте и, не отрываясь от нее, показал на часы.
— Гляди, точно: двадцать два часа тридцать одна минута, как я сказал.
Яшка окончательно рассердился на штурмана: «Ну, чего он мелет?..»
— Гляди, — в свою очередь показал он на солнце, — это что? — И, хлопнув дверью, ушел.
— Погоди, — крикнул штурман, — иди сюда, я тебе объясню. Ведь я рассчитывал истинный заход, а тебе нужен видимый.
Яшка остановился и с недоверием поглядел на Савелия Илларионовича.
— Иди сюда. Происходит всё от астрономической рефракции. Тебе это трудно понять, но я постараюсь объяснить.
Савелий Илларионович говорил мудреные слова, каких Яшка отродясь не слышал: что-то про воздух, про лучи, и всё к тому, будто настоящее солнце уже зашло, а на небе остался его след.
Колебаться здесь нельзя было. Яшка решил как можно скорей рассказать обо всем старшему помощнику. К счастью, рулевой что-то спросил у штурмана и тем самым отвлек его.
Яшке удалось убежать, но Бориса Владимировича он ни в каюте, ни в кают-компании не нашел. У кого ни спрашивал, — никто не знал. Мальчик выбежал обратно на палубу. Что такое?
На том месте, где недавно висело солнце, горизонт опустел. Оттуда по воде тянулась только широкая красная дорога.
И снова Яшка ходил по пароходу сумрачный и ни с кем не разговаривал. Потом, как назло, к нему привязался Вася Томушкин.
«Большевик» уже отдал якорь в бухте Мелкой.
Яшка было взялся за свой бинокль, чтобы разглядеть хорошенько берег, но кто-то хлопнул его по плечу, Вася Томушкин стоял перед Яшкой испачканный с ног до головы угольной пылью. Только белки у Васи сверкали да губы остались розовыми.
— Привет бывшему пассажиру! — Вася отдал честь. — Привет бывшему ученику!
Яшка чуть не обругал Васю за это слово «бывший», но кочегар не дал ему говорить:
— Завтра. Знаменательная дата наступит завтра! — Вася говорил каким-то особенным голосом, будто объявлял по радио новость. — Кочегар первого класса Василий Никанорович Томушкин сдаст экзамен за первый курс судомеханического отделения! Довольно, хватит! Василий Никанорович займет надлежащее место в славных рядах механиков!
— Погоди, — перебил его Яшка, — как это «механик»?
— Проще простого! Сейчас капитан мне сказал: «Василий Никанорович, — сказал он мне, — приготовьтесь! На завтра назначаю комиссию, будете сдавать экзамен».
— Сдашь?
— Кто, я? — Вася гордо закинул голову. — То есть как это понимать: «сдашь»? При своей высококачественной подготовке я уже считаю, что сдал.
— Смотри, — сказал Яшка, — у нас вон Колька здорово считал, а по арифметике двойка.
Вася рассмеялся. Белки его глаз так живо и весело блестели, что Яшка на минуту забыл про свои огорчения, про самолет и тоже засмеялся. Всё-таки Томушкин был веселый парень.
— Чудак ты, Яков Иванович! — воскликнул Вася. — Чтобы мне, Томушкину, поставили двойку? Ну, насмешил. Пятерку с плюсом, да не пятерку, а шестерку!
Глава двадцать пятая
Пропавший огурец. — Кто виноват? — Вася Томушкин обращается к Яшке. — Экстренное собрание. — Кто это сделал? — Яшка признается. — «Духи» и «ангелы».
Не оправдались васины предсказания. Взволнованный, он прибежал к Яшке в тот же вечер и заговорил без всяких мудреных слог, просто, как говорят все:
— Беда!
И после того долго-долго не мог сказать ничего другого. Яшка никогда раньше не видел Васю таким.
— Экзамен не сдал?
— Не «не сдал», а не сдам, — тяжело вздохнул Вася.
— Что так?
— Радиограмма с острова Заветного пришла.
— Нельзя сдавать, да?
— Нет, огурец там пропал.
