плавании во льдах. — Белый медведь. — Два выстрела. — Яшкин позор.
Всё утро «Большевик» шел чистой водой. К полудню повстречались первые льдины, маленькие, круглые, похожие на ватрушки. Но чем дальше продвигался пароход, тем лед становился крупней. Наконец перед «Большевиком» простерлось сплошное ледяное поле, покрытое ослепительно белым снегом. Нос парохода врезался в это поле, и по белому льду во все стороны побежали черные трещины. Словно взял кто и расчертил льдину на квадратики, треугольники.
Однако ледяное поле пересекли довольно скоро. Опять пошли по чистой воде.
Жизнь на пароходе как-то сразу изменилась. После вахты, вместо того чтобы идти отдыхать, люди подолгу стояли на палубе и, вглядываясь вдаль, вели разговоры о погоде, льдах.
Стал попадаться зверь. Сначала увидели морского зайца. Совсем близко, под бортом, он высунул свою гладкую блестящую голову, но, пока охотники бегали за ружьями, на воде остались одни круги.
На первом ледяном поле вдалеке видели небольшое стадо тюленей. По ним открыли беспорядочную пальбу. Конечно, перепуганные животные побросались в воду, а возбужденные стрельбой охотники долго спорили. Каждый доказывал, что именно он попал, все же остальные промахнулись.
Вскоре после того на «доске объявлений» появился свежий приказ капитана, в нем были написаны правила охоты. Стрелять мог в зверя только тот, кто первым увидел его, чтобы не было беспорядочной стрельбы.
Тогда и стрелковый кружок вывесил свое объявление о занятиях. Извещалось, что занятия по стрелковому делу будут проводиться ежедневно: по теории — в столовой, а практические — на палубе. Желающие заниматься записывались на этом же листке. Список оказался большой.
Это совпало с другим объявлением. Капитан разрешил всей команде давать на «Большую землю» радиограммы.
Раньше тоже поддерживалась постоянная радиосвязь с берегом, но лишь служебная. Радисты принимали последние известия и другие сообщения о том, что происходило на «Большой земле», и сами посылали сводки: сколько миль прошел «Большевик» за сутки, сколько сэкономили топлива и смазочного масла, как работали, соревновались вахты, чем занимались в свободное время. Так что «Большевик» ни на минуту не переставал быть маленькой частицей своей страны, хотя и плавал он где-то далеко-далеко на Севере.
Но теперь многие получили сообщение из дому, рассказывали друг другу об этом, радовались, и от того Арктика казалась не такой далекой и суровой.
Яшку, по распоряжению капитана, старпом брал на свою вахту на мостике.
Как-то на вахте, едва они приняли от Жука курс, на мостик поднялся капитан.
— Поверните на пятнадцать градусов влево, — приказал он.
— Есть.
— А зачем это? — тихо спросил Яшка у старпома.
Но Борис Владимирович раньше повернул пароход и лишь тогда показал на небо впереди.
— Видишь, кругом облака темносерые, а впереди светлые. Это значит, что там лед. На облаках всё отражается, как в зеркале. Если вода внизу синяя, — и облака над ней синеватые. А ледяные поля белые, — и облака над ними светлые.
Яшка не сразу поверил.
— Так уж и светлые?
— Именно, — сказал Борис Владимирович, — вот в одном месте на светлых облаках виднеется темная полоска. Это значит, что там во льду есть полынья[37]. Вот мы и нацелились на эту полынью.
Яшка недоверчиво посмотрел на старпома и подумал; «Ох, и выдумщик!».
Мальчик уже давно стал приглядываться к старшему помощнику. Удивительный он всё-таки человек: обыкновенный, незаметный какой-то, а всё знает. Никогда не кричит, не бегает, делает всё как будто медленно, а получается быстро и хорошо. Поругает если кого-нибудь, на него не сердятся, а похвалит — люди стараются работать еще лучше.
— Яков! — позвал вдруг Борис Владимирович.
— Есть.
— Иди-ка ты лучше в столовую. Занятия там сейчас начнутся по стрелковому делу, — подучишься, потом нормы сдашь на Ворошиловского стрелка.
— Я и так умею стрелять.
В другой раз Яшка не пошел, а побежал бы на такие занятия, но сейчас он не мог. Надо было проверить, правильно или нет говорил Борис Владимирович насчет полыньи.
Старпом что-то проворчал и пошел на верхний мостик к главному компасу. А Яшка всё всматривался в горизонт и размышлял: «Неужели повстречается лед да еще с полыньей?»
На мостик опять поднялся Александр Петрович. Не говоря ни слова, он прошел на левое крыло и долго стоял там, наблюдая, как пароход приближался к кромке ледяного поля.
Вскоре показалась темная лента полыньи. «Большевик» шел прямо на нее.
«Правильно, — подумал Яшка, — будем идти как по реке, только берега ледяные»…
Приказание старшего помощника прервало его размышления:
— Яков, переведи телеграф на малый ход.
— Есть перевести телеграф на малый ход! — ответил Яшка.
Он теперь знал, как надо отвечать по всем правилам.
Подбежав к машинному телеграфу, Яшка взялся за рукоятку и перевел ее с «полного вперед» на «малый».
«Большевик» ткнулся в льдину своим стальным носом.
Яшка с Борисом Владимировичем стояли на правом крыле мостика и смотрели, как глыбы льда топорщились под бортом парохода. Льдины с треском крошились, шуршали осколками и взбирались одна на другую, словно надеясь уберечься от крепких ударов надвигавшейся на них громады. Края многих обломков окрасились в черный и красный цвета.
— А чего на них красное? — спросил Яшка.
— Краска, — ответил Борис Владимирович. — Корпус нашего парохода сначала окрашен красной краской, а сверху черной. От ударов краска сдирается и остается на льдинах.
— Чудно! — улыбнулся Яшка. — Будто кровь. Оцарапался пароход, вот и потекла кровь, как у человека.
Пароход вдруг остановился. Впереди оказалась трудная ледяная преграда; она простиралась вперед саженей на двести, а там дальше снова тянулась полынья, уже более широкая.
Капитан перевел машину на «задний ход», а затем на «средний вперед». «Большевик» возвратился немного назад и с разгона ринулся на льдину. Но льдина выдержала.
— Не пробьемся, — с тревогой сказал Яшка.
— Пройдем, — успокоил его старпом, — корпус у нас усиленный.
— К-ак это?
— Очень просто, у нашего парохода корпус потолще и покрепче обычного, вроде как бы у ледокола, но всё же слабей, чем у ледокола.
В это время «Большевик» второй раз ударил по льдине, и она треснула. Пароход пошел вперед, протискиваясь между двумя половинами ледяного поля.
— Ну, и что, — сказал Яшка, — настоящий ледокол не такой лед сломать может, это мне батя говорил. Ледокол как ударит, так только держись…
По просторной и чистой полынье пароход шел больше часа. Наконец полынья стала суживаться. Впереди вновь лежало сплошное ледяное поле.
— Яков, стоп! — скомандовал Борис Владимирович.
— Есть стоп.
Яшка бросился к телеграфу и перевел рукоятку. В этот момент справа от парохода из-за ледяного торчка вышел белый медведь. Яшка увидел его и застыл от удивления. Большой медведь, красивый. Задрав морду, он обнюхивал пароход и в упор глядел на Яшку.