Мальчик, назло штурману Жуку, вцепился в боковую веревку штормтрапа и, решительно откинув туловище, повис на одних руках. Так и спустился в катер, не касаясь ногами ни перекладины, ни веревки.
Наверху кто-то с восторгом произнес:
— Отлично, молодец!
Яшка с гордо задранной головой хотел перешагнуть на корму, но катер качнуло набежавшей волной и Кубаса отбросило на дно катера.
Следом за Яшкой в катер спустился профессор.
— Разрешите отходить? — спросил он капитана, стоящего наверху на палубе.
— Разрешаю, с самыми наилучшими пожеланиями.
Теперь Яшке показалось, будто Александр Петрович недовольно глянул на него. А на палубе все разом закричали, замахали фуражками, желали экспедиции счастья и успехов.
— Отдать носовой! — скомандовал Жук. — Малый вперед!
Катер скулой[18] мягко стукнулся о борт парохода и двинулся вперед. Мотор стучал то звонко и раскатисто, то тяжело и захлебываясь. Это волны, набегая, закрывали выхлопную газовую трубу.
Высокий черный борт парохода отодвинулся, и катер вышел из теневой полосы. Солнышко выглянуло из-за трубы, и лучи его засверкали на медной отделке катера.
«Большевик» был теперь виден от носа до кормы. Могучий его корпус незыблемо покоился на воде, хотя волна катилась крупная и катер изрядно качало.
Снизу волны кажутся больше и опасней. В обыкновенный ветреный день с высокой палубы парохода глядишь на них, и хоть бы что. А вот когда волны поднимаются выше катера, выше головы, тут начинаешь к ним относиться по-другому.
Сквозь гребни волн просвечивало солнце. Зеленая вода пенилась от пузырьков и кипела, будто в нее набросали кусков ваты. И вдруг она становилась чистой, зеленой, прямо-таки стеклянной. А в ямах между волнами вода была темная, густая.
Красиво, когда над этим голубое, тоже чуть зеленое небо, и по нему всюду разбросаны чистые белые облака.
Профессор сидел, обняв Яшку за плечи, и мечтательно глядел на «Большевик».
— Великолепный пароход, — тихо говорил он, — замечательный!
У Яшки и без того щемило сердце. Что же это в самом деле, дом-то оставался позади всё дальше и дальше. Пароход хоть немножко напоминал село. Всё-таки людей на нем много, да и коровы и собаки есть.
— А что вы там на острове делать будете? — нарочно спросил Яшка, чтобы не думать о пароходе.
Дроздов отодвинул ящик, съезжавший от качки им на ноги, и сел удобней.
— Птиц изучать будем, кайр.
— А как их изучать, — чучелы делать?
— Не только чучела, яйца собирать будем. А главное — узнать, какая может быть польза от птиц. Здесь на острове поселяется на лето больше миллиона кайр. Представь себе, если от каждой взять по одному яйцу или по два. Яйца кайр не меньше куриных и на вкус не хуже.
— Ну, да. — Яшка подозрительно покосился на профессора. (Мыслимое ли это дело, чтобы собрать от каких-то глупых птиц целый миллион яиц? Собери-ка миллион вороньих яиц, полазай по деревьям!) — Вы что же в курятник их какой посадите?
Яшка не отрывал глаз от острова, о котором ученый рассказывал этакие чудеса. Над утесами будто тучи мошкары вились. И шум оттуда доносился какой-то особенный, не похожий на шум прибоя.
Профессор снова поправил ящик и с увлечением рассказывал:
— Допустим, что соберем мы миллион яиц. А курица снесет в год около двухсот пятидесяти. Сколько же надо развести кур, чтобы собрать миллион яиц? Пять тысяч кур, не меньше. А кормить их, а строить помещения? Мои же курятники даровые! Это ты правильно назвал: курятники! Вообще-то их называют «птичьими базарами». Знаешь, сколько в Арктике островов с «птичьими базарами»?
Профессор рассказывал это так интересно, что у Яшки пропали всякие сомнения.
— Ты представь, — всё больше воодушевляясь, говорил он, — что это значит для нашего государства. Громадные промыслы! Это большие птицефермы. Здесь на островах можно построить заводы по переработке яиц в порошок и меланж. Тысячи тонн меланжа!
— Ага, — согласился Яшка, — а то еще можно яичницы жарить, и жареные продавать, даже с луком.
— Всё можно! — воскликнул в увлечении профессор. Вдруг он привлек к себе Яшку и, словно по большому секрету, сказал ему на ухо: — Это моя мечта. Не могу сидеть на месте. Я мечтаю освоить не только эти «птичьи базары». Надо изучить нравы диких птиц, создать подходящие условия на всех наших островах, чтобы к нам слетались птицы всей Арктики и Антарктики. Какие это будут курятники!
— Ну, так, — подтвердил Яшка, — надо только, чтобы мальчишки не воровали, а то птиц попугают.
Профессор растрепал яшкины волосы и громко рассмеялся:
— Чудак! Какие же здесь мальчишки на необитаемых островах? В этом вся и загвоздка: как будут вести себя кайры, когда рядом с ними поселятся люди. Пока на «птичьих базарах» у кайр есть только один враг — чайка-бургомистр. Это настоящий разбойник; он ворует у них яйца и птенцов…
Голос профессора был уже где-то далеко; его заглушал шум, который доносился с острова. Даже рокот мотора стал едва слышен. Впереди слева из-за крутого утеса выдвинулся другой утес, а на нем будто построили три огромных ступени и набросили на них белые покрывала. Столько было птиц.
— Вот это да, — пробормотал Яшка, уставясь на птичью гору.
А что творилось в воздухе! Птиц носилось видимо-невидимо. Нет, профессор сказал неправду. Здесь был не миллион птиц, а сотни миллионов. Мошкары на болоте и то меньше. Кайры суматошно летали во все стороны, взмывали кверху, словно камни, падали вниз на воду, поспешно плыли куда-то, ныряли, опять поднимались — и всё с криком, с гамом. Шум стоял — не описать. Волны разбивались о скалы и взлетали вверх белыми всплесками, но рокота прибоя не было слышно.
Яшка не знал, куда поворачивать голову, на что смотреть.
— Вон, — крикнул ему профессор, — вон бургомистр, видишь, высоко в воздухе — большой, черный!
Мальчик схватил ружье, но Дроздов удержал его:
— На птичьих базарах стрелять ни-ни!
Яшка даже не успел спросить: почему?
Глава девятая
Экспедиция высаживается. — Забытое ружье. — Яшка изучает кайр. — Бургомистр. — Выстрел. — Почему нельзя стрелять на «птичьих базарах». — Последствия одного выстрела.
Катер несколько раз черкнул килем[19] по мягкому песку и уселся на грунт всем корпусом, не дойдя до берега каких-нибудь пять-шесть метров. Бухта была маленькая, защищенная с трех сторон высокими выступами скал. Крикливых неугомонных кайр летало здесь мало. «Базарный» гул доносился откуда-то сверху.
Люди сразу выпрыгнули из катера в воду и, ухватившись за борта, протащили его еще немного.
