В капитанской каюте шло совещание.

— Первая наша задача, — объяснял Александр Петрович, — высадить профессора Дроздова и его сотрудников в бухте Якорной. Затем надо спуститься в проливы для встречи с пароходом «Ладога», который идет в Архангельск. На «Ладогу» сдадим пассажира Кубаса. Но вся беда в том, что «Ладога» может прийти в назначенное место раньше нас, и мы с нею разойдемся.

— Предлагаю идти прежде в проливы, тогда всё получится, — сказал старший механик.

— Превосходное предложение, благодарю! — капитан сердито покосился на стармеха. — Пароход, видите ли, будет развозить по морю мальчишек, вместо того чтобы выполнять государственное задание.

В дверь каюты осторожно постучали. Сидевший у входа старший помощник приоткрыл дверь и, увидев Дроздова, впустил его. Профессор вошел и тихонько уселся у двери.

— Вот, — капитан обратился к профессору, — это мы, Александр Николаевич, обсуждаем вопрос, касающийся вашей экспедиции. Всё осложнилось из-за нашего неожиданного пассажира. Понимаете, мы можем разойтись с «Ладогой».

— Сначала высадите мальчика, — предложил Дроздов.

— Не советуйте, попадет! — шепнул профессору старший механик.

— Очень сердит? — тихо спросил Дроздов.

— Еще как.

Капитан вымерял что-то на карте.

— Ну, что ж, — сказал он, откладывая циркуль. — Так и сделаем.

Дроздов встал и, видно, хотел сказать еще что-то, но в каюту постучали. Вошел радист.

— Александр Петрович, срочные радиограммы: вам и профессору Дроздову.

Капитан и профессор одновременно прочли радиограммы и взглянули друг на друга.

— Ну, как? — спросил Дроздов.

— Вполне, — капитан протянул свою радиограмму Дроздову и объявил: — Совещание окончено. Получено распоряжение: экспедицию профессора-орнитолога Дроздова срочно высадить на остров Перовый вместо бухты Якорной. Встреча с «Ладогой» отпадает.

Все поднялись и стали расходиться.

Дроздов и капитан остались одни.

— У меня к вам, Александр Петрович, просьба.

— Слушаю вас.

— Насчет Якова Ивановича Кубаса.

— Что такое? — проворчал капитан. — Опять этот Кубас?

— Да, занятный мальчишка…

Стук в дверь и приход новых посетителей перебил разговор капитана с профессором. Вошли третий помощник Пиатровский и кочегар Томушкин. На одного капитан глянул приветливо, на другого сердито.

К Васе Томушкину капитан относился особенно, и тот, кто не знал историю маленького кочегара, считал, что Александр Петрович чересчур строг с ним.

Томушкин учился в школе юнг, а до того несколько лет беспризорничал. Четыре года тому назад во время стоянки в Одесском порту на «Большевик» понадобился камбузник. Капитан послал старшего помощника в отдел кадров. Но не успел Борис Владимирович сойти с трапа, как на палубу с важным видом поднялся небольшого роста мальчишка, очень подвижной, с веселыми плутоватыми глазами.

— Мне, собственно, капитана, — важно сказал он.

Александр Петрович находился тут, на палубе, и, конечно, заинтересовался мальчишкой. Одет капитан был как всегда: в простом пиджаке и в кепке, так что признать его сразу за самого старшего на пароходе незнакомому человеку было трудно.

— Вам сюда позвать или передать ему что-нибудь? — спросил в шутку Александр Петрович.

Вася поглядел на него снисходительно.

— Передайте, что прибыл Василий Никанорович Томушкин! Может занять на пароходе должность камбузника.

— Вот как? — опять ради шутки удивился Александр Петрович. — Это очень любезно с вашей стороны. Я, видите ли, капитан…

Вася вдруг съежился, закашлялся, и вся спесь слетела с него в один миг. Он растерянно оглядывался по сторонам, на трап и на улыбающиеся лица людей, которые слышали его разговор с капитаном. Вася готов был ринуться по трапу вниз и бежать, бежать без оглядки.

Но капитан, видно, хотел поговорить еще. Он отошел к трапу раньше Васи, загородив этот единственный путь для отступления.

— Так, так, — сказал Александр Петрович — значит, можете занять должность камбузника. А штурманом не можете послужить, Василий Никанорович?

Что оставалось делать Васе? Исправлять ошибку. Конечно, не так он начал действовать. Узнав от одного матроса о свободной должности на «Большевике», ему следовало бежать в отдел кадров. Оттуда ведь посылали на работу всех моряков. И пришел бы Вася на пароход с бумагой, как полагалось, ну и… надо было разговаривать поскромней. Но кто мог признать в этом старике капитана?

Тот ждал ответа.

Будущий моряк собрался с духом и жалобно пробормотал что-то невнятное.

— Не понимаю, — прищурился капитан.

— Я больше никогда не буду, — теперь Вася глядел на капитана умоляюще.

— Чего не будешь?

— Проситься в камбузники.

— Почему? Пойдем-ка, поговорим…

И в тот день, и спустя четыре года так никто и не узнал, что капитан говорил Томушкину у себя в каюте и что отвечал Вася. Разговор у них длился по крайней мере час, а после этого Вася в сопровождении помощника капитана направился в отдел кадров.

Томушкин стал камбузником, а через два года — угольщиком и, наконец, кочегаром первого класса. У него часто спрашивали: что же именно произошло тогда в каюте? Вася каждый раз отвечал на это многозначительно:

— Уговаривал!

Но никто не верил Васе, потому что очень скоро все узнали, какой он любитель поболтать и приврать.

Во всем остальном Вася Томушкин оказался вполне подходящим моряком. Исполнительный, быстрый, а главное, любознательный и способный к наукам, за четыре года службы на «Большевике» Вася прошел курс школы-семилетки и почти два курса мореходного училища. Занимались с ним все: штурмана, механики и даже сам капитан. Впрочем, если говорить начистоту, то Вася был на «Большевике» не столько кочегаром, сколько воспитанником команды. Надо было учить его, воспитывать. Пошел на море — так будь моряком.

Только вот много бились с Васей и никак не могли отучить его от болтовни. Любил он поговорить, много говорил лишнего. Наказывали его часто.

Впрочем, и здесь обнаружилась одна странность в отношениях капитана к Васе. Когда старший