Искандара.

— Воинское снаряжение становится все сложнее, солдатам все труднее обучаться им владеть. Значит, пришел срок небольших постоянных армий, уходит время огромных войск, собранных на определенный период из разномастных дружин, ополчений, племенных отрядов. Наемники Запада в конце концов пересилят армады Востока. Исход битв решит европейский огненный бой, а не азиатские сабля с пикой. Ядра и пули сделают бесполезными щиты и брони. Наемные армии придется постоянно кормить, значит, нужно изменить способы их снабжения продовольствием. Кто не примет новых веяний — погибнет.

— А на море что изменится?

— До сих пор все морские баталии были зеркальным отражением сухопутных. Саламинское сражение греков с персами, единоборство Рима и Карфагена в Средиземноморье, разгром Помпеем и Цезарем средиземноморских пиратов, битва при Акциуме, где флотоводцы Октавиана повергли в прах эскадры Антония и Клеопатры, — это схватки пехотинцев на палубах. Тараны, катапульты, горящие стрелы были только вспомогательными средствами. За тысячелетия единственным серьезным новшеством стал «ворон» — перекидной мостик, изобретенный римлянами. Он врезался в палубу неприятельского судна, мешая ему маневрировать. По «ворону» атаковали легионеры. Он принес латинянам победу в первой Пунической войне. Но и «ворон» лишь способствовал абордажам.

Шагом вперед стало изобретение «греческого огня», избавившего Византию от славянских лодий и арабских «гурабов» — боевых галер. В Столетней войне между французами и англичанами впервые заговорили во весь свой громкий голос пушки. И тем не менее великие морские сражения недавнего прошлого мало чем отличались от корабельных битв далекой древности. Поражения, нанесенные христианским флотам берберийским пиратским султаном Аруджем у острова Пеньон, его братом и преемником — знаменитым Хайраддином Барбароссой в заливе Превизо в 1538 году и в самой грандиозной морской баталии всех времен и народов под Алжиром три года спустя, реванш испанцев над турками у Лепанто в 1571 году, бесчисленные схватки османов с европейцами у берегов Индии — везде ставка делалась на весла и абордажи, а не на паруса и артиллерийский обстрел.

Но вот в 1588 году от Рождества Христова в единоборстве английского флота с испанской Великой Армадой парусные корабли, оснащенные пушками, наконец-то проявили себя. Отныне главенство на море захватит артиллерия.

Я задумал невиданные доселе суда — пловучие крепости. Могучие, сделанные из самого прочного дерева — мореного дуба, да еще закрытые броней в уязвимых местах. И на палубах размещу множество огромных кароннад, стреляющих раскаленными ядрами! Большие корабли есть и сейчас, но артиллерия на них мелкокалиберная, годная лишь для уничтожения людей и повреждения такелажа. Мои пловучие крепости будут топить суда противника, разрушая корпуса, поджигать, а не захватывать их! И они будут маневрировать на ветре, а не сцепляться в абордажных схватках с опущенными парусами! Я буду первым, кто их создаст!

— Первым ты не быть! Такие водные крепости уже есть. И такая морская тактика тоже есть, — с некоторым злорадством сказал Хуа.

— Какой же гений ухитрился обогнать меня? — недоверчиво взволновался Искандар.

— Его звать Ли Сунсин.[204] Он из королевства Чаосянь, что на юге от Хань. Мнимый царь страны Япония, которую вы называть Сипанго, Лин Сюцзы[205] поднялся из невольников, похитил престол и завоевал 36 областей, впервые за столетия объединил Островное царство. Проведав, что Чаосянь приготовлена слабо, он порознь отправил военачальников, которые с флотом от острова Думайдао пришли к городу Фушани, разбили чаосяньскую армию и вступили в столицу. Почти все восемь областей завоеваны были. Король Ли Гун в беспамятстве бежал, переправясь через реку Ялу, просил принять его в ханьское подданство.

— Чаосянь стала владением Сипанго?

— Нет, не допустил Ли Сунсин. За год до войны[206] он назначен был командующим флотом левой полупровинции Чалладо. Ли знал, что война с Японией неизбежна есть. Он придумал «кобуксоны» — «черепахи», пловучие бронированные крепости, о которых ты говорил. Когда Чаосянь захвачена была. Ли Сунсин в четырех сражениях разгромил японский флот. Захватчики хотели наступать одновременно с моря и суши, но не мочь, потому что кораблей больше нет! Японцы ушли!

— Как же наградил героя король Чаосянь за спасение державы?

— Придворными оклеветан он был, королем отстранен от должности и мал-мала не казнен…

— Как и следовало ожидать… Владыки-неудачники терпеть не могут гениальных полководцев, отстоявших страну от захватчиков. Что же случилось потом?

— Через несколько лет[207] японцы новое наступление начали, уничтожили почти все корабли Чаосянь. Кроме двенадцати. Тогда Ли Сунсин помилован был и вновь назначен командующим…

— …несуществующим флотом! Сколько кораблей было у японцев?

— Больше двухсот…

— А у Ли Сунсина двенадцать! Молю, рассказывай скорей, что дальше-то…

— Он разгромил врагов…

Искандар захлопал в ладоши:

— Я с радостью бы перенес тяготы путешествия в Чаосянь, чтобы встретить этого великого человека, прижать его к груди и стать его другом! Гении должны быть братьями! Как ты думаешь, когда я стану султаном, пошлю посольство в Чаосянь и попрошу короля, чтобы ответное посольство возглавил Ли Сунсин, король пришлет его?

— Нет… Восемь лет назад он погиб в последнем бою в бухте Норян, наголову разбив захватчиков…

Глаза Искандара наполнились слезами.

— Мир праху героя! Поистине на Востоке множество великих людей, о коих мы ничего не ведаем, но у коих надобно учиться. И не только там. Вон, — кивком головы он указал на мирно почивавшего Джумбо, — лежит еще один гениальный полководец. Казалось бы, голый дикарь, ничему не обученный, ничего не знающий. Но встреться мы на поле брани — еще неизвестно, за кем останется победа. Я поражаюсь, как из безграмотных простолюдинов вдруг вырастают блистательные стратеги. Пастух Вириат,[208] поднявший Испанию против Рима. Хваленые легионы десяток лет не могли с ним справиться и избавились от него только с помощью наемных убийц. Гладиатор Спартак, три года колебавший устои Вечного города. Лишь постоянные раздоры в войске рабов позволили Крассу одолеть непобедимого фракийца. Погонщик верблюдов Бабек, под водительством которого хуррамиты[209] двадцать один год, с 816 по 837 от Рождества Христова, успешно противостояли Арабскому Халифату, разбили пять армий халифа. Его погубило предательство местной знати. Еще пастух — Ивайло,[210] победивший татар, захвативший болгарский трон, ставший первым и единственным в Европе крестьянским царем, отбросивший византийцев. Его гибель на совести изменников-феодалов и крестьян, бросивших своего вождя…

Наш Джумбо стоит в одном ряду с ними. Он в варварской Африке сам открыл и успешно применил ряд законов войны, которые известны в Европе и Азии благодаря величайшим из великих — Эпаминонду, Александру Македонскому, Ганнибалу. Фаланга, сосредоточение сил на самом важном участке, выделение резерва, фланговый обхват, окружение…

И вообще я начинаю полагать, что гениев куда больше, чем я представлял себе раньше. Взять хоть нашу каторгу. Два великих полководца и по крайней мере с дюжину талантов, способных подняться до больших высот, назову лишь Мурад-пашу, Сафонку и Хуа То. Не слишком ли много для одной галеры, пусть даже ее экипаж специально мною подобран?!

— Болит мое сердце, — сказал Андроникос, — при мысли о том, что все гении и таланты, к несчастью, посвятили себя войне, а не науке, искусству, мирным делам. Какая потеря!

— А мне вот что жаль, — встрял в беседу Сафонка. — Самых хороших людей в своей жизни встретил я среди рабов. Больно много их гинет в неволе… Сколько доброго могли бы они сотворить, оставшись в живых и на свободе.

— Ты прав, юноша, — печально вздохнул старый грек. — Жестокий век наступил. Добрые, хорошие, способные люди валяются в грязи у подножия тронов, на престолах же восседают тупоумные чудища,