делать искусственное дыхание, и, оглянувшись, крикнул Прошкину, что бы вызывал без промедления «Скорую», есть слабая надежда, что Александр Дмитриевич еще жив…
Корнев и Прошкин, расположились на крашенной зеленой краской лавочке в тенистом углу больничного двора и сосредоточенно курили – они уже много чего знали. Знали – что Баев останется жив и скоро поправится. И что Сашу пытались отравить сильным опиатом. Что сам, едва пришедший в себя, Александр Дмитриевич о своих трагических приключениях, и даже о вечернем визите к Прошкину с Субботским, совершенно ничего не помнит. Что Борменталь действительно подменял приболевшего доктора из клиники всю ночь. И даже то, что прибеги они с Прошкиным хотя бы через 10 минут – было бы слишком поздно, а через полчаса – квартира просто взорвалась бы – потому что на кухне был отвернут газовый кран и горела свеча. Что в ту же ночь в Прокопьевке мирно почил отец Феофан, диагноз сельского фельдшера гласил – острый приступ сердечной недостаточности. Что особняк фон Штерна ранним утром пытались поджечь, но оставленные дежурить у дома сотрудники НКВД, своевременно вызвали пожарных, заметив огонек в окне. К сожалению, задержать вредителей не удалось. Словом много печальных и необъяснимых совпадений имело место в ту памятную ночь.
– Владимир Митрофанович – будем на эксгумацию Феофана, Царство Небесное, документы направлять? – деловито спросил Прошкин, что бы хоть как-то отвлечься от тревожных мыслей.
– Пусть покоится с миром, славный был старик. И так понятно – без всякой эксгумации – Феофана отравили, так же как и Баева…
– Я вот чего, Владимир Митрофанович понять не могу – ну зачем Баева, раз уж его хотели убить, да потом еще и квартиру газом взорвать, в казенную форму переодели?
– Что у тебя Николай, память девичья? – Корнев строго взглянул на Прошкина, – Ты ведь сам лично мне рассказывал, что Баев, когда к тебе в гости заходил вечером, кофе облился. А он чистюля известный – как пришел к себе, небось, первым делом гимнастерку сменил… Кому ж нужно было его переодевать?
Прошкина продолжал глодать червь сомнения, и избавится от него он надеялся прибегнув к интеллекту своего начальника, как всегда дела в сложных ситуациях:
– Но ведь на нем обыкновенная форма была – со склада, – как у нас у всех, – и даже сапоги казенные – не совсем по размеру, совершенно новенькие… А вообще-то, в жизни он все носит на заказ шитое, и в шкафу у него было полно такой вот подогнанной одежды и сапог с каблуками…Куда же вся эта его амуниция делась?
– Ты бы, Прошкин, такую наблюдательность проявлял, когда Александр Дмитриевич у тебя из гостей поздней ночью один – одинешенек уходил! – замечания Прошкина не на шутку разозлили его шефа, – А еще лучше проявил бы бдительность и пошел, проводил его, вместо того что бы с Субботским сказки на ночь друг другу рассказывать! И вообще – что он у вас целый вечер делал и во сколько ушел?
Прошкин ответил на этот вопрос честно – как только мог. Он действительно не знал, что делал в его квартире Баев и о чем он говорил с Субботским до его возвращения.
– Не знаю, Владимир Митрофанович! Когда я приехал было двадцать часов пятнадцать минут, сколько он до этого с Субботским просидел, и о чем они говорили лучше у самого Алексея Михайловича спросить. Вот… А ушел он около одиннадцати – и провожать его было не зачем – он же поехал на машине Управления! Я сам лично ключи ему дал!
– И молчишь! – возмутился Корнев, – А где сейчас машина?
– Во дворе Управления стоит… – Прошкин чувствовал себя виноватым – действительно получалось, что Баев перед тем, как попасть к себе домой, аккуратно загнал автомобиль во двор Управления и пошел пешком. Хотя ему было едва ли не вдвое ближе от дома Прошкина до собственного жилья, чем до здания Управления.
– Пойдем, полюбуемся – может, по километражу сообразим, куда он ездил…
По километражу выходило, что некто ездил на машине Управления в Прокопьевку. К тому же в шинах застряла сельская грязь, травинки и соломинки.
– Вот видишь, Николай, – как все просто разъяснилось! – обрадовался Корнев, – Я ведь так сразу и сказал, что Феофана отравили, так же как и Баева. То есть дело было так – Баев взял у тебя машину и поехал в Прокопьевку, там о чем-то посудачил с многоумным старичком. Да только ничего хорошего из этого не вышло – обоих отравили. А что бы скрыть факт их встречи – Баева доставили домой, а затем, злоумышленник, воспользовавшись его формой, отогнал автомобиль на стоянку перед управлением…
На душе у Прошкина было скверно – он никогда не вводил руководство в заблуждение по существенным вопросам и сейчас сильно страдал, наблюдая как на этот раз, из-за недостатка информации, Корневу не удается своим привычно-дедуктивным методом выстроить ни одной из тех безупречных логических цепочек, которые всегда приводили Прошкина в восторг. Поэтому Николай Павлович рискнул сообщить начальнику максимум информации, который было возможно – в конце концов, мог же он умолчать кое о чем без всякого умысла? Например, в суете просто забыть про эти дурацкие сабли, что Баев ему принес – ведь он лично убедился, что в саблях нет ничего мистического, опасного или антисоветского! А папка с записями Деева – вещь сугубо частная и к делу никакого отношения не имеет!
Приняв такое решение, Прошкин конфузясь и краснея, сознался начальнику, что никто иной, как он сам – Прошкин – имел неосторожность нанести визит отцу Феофану в Прокопьевку, и мысленно попросив у покойного прощения за частичное искажение фактов, присовокупил – мол, у бывшего служителя культа было накануне видение. И привиделось отцу Феофану, что жизнь Александра Дмитриевича будет подвергаться угрозе до тех пор, пока этот достойный молодой человек не отправится в длительное и далекое путешествие…
От таких новостей Корнев плюхнулся прямо на сиденье автомобиля, раскраснелся и расстегнул верхнюю пуговицу на гимнастерке, отдышавшись, устало спросил:
– И что тебе Баев на такую новость выразил?
– Туманно высказался в том смысле, что он уже уехал из Москвы, сюда, в Н., а судьба его вовсе не изменилась к лучшему. Он в пророчества не верит, Владимир Митрованович, и в Прокопьевку ехать не стал бы из-за этого. Тем более бензина оставалось на донышке – ему до дома добраться едва хватило бы… Вон, – Прошкин постучал ногтем по приборной доске, – бак совершенно пустой!
Корнев погрузился в размышления, потом резко велел заправить машину, и вызвать Субботского – но не в Управление. Встреча была назначена через полтора часа в особняке фон Штерна.
Прошкин сидел за рулем и раскатывал по пыльным улицам с максимально возможной скоростью, а Корнев с серьезным видом щелкал секундомером и записывал минуты и километры в блокнот. Экспериментальный заезд подтверждал, что на этот раз дедукция не подвела Владимира Митрофановича. Действительно, Саше как раз хватило бы бензина, что бы доехать до дома фон Штерна, а затем вернуть автомобиль во двор управления. Для того, что бы доехать до собственного жилища у него уже не было топлива, а заправить машину ночью ему было попросту негде. Посоветовавшись еще раз, Корнев и Прошкин решились все – таки потревожить останки отца Феофана, и, направив на утверждение соответствующие документы, отправились в особняк фон Штерна, где их уже должен был дожидаться Субботский.
