панна Элена с братом.

— Надо соблюдать приличия, пан Бронислав! — говорила панна Норская, многозначительно глядя на своего поклонника.

— В наше время приличия важней порядочности, — сердито ответил Коркович.

— Спокойствие, пан Бронислав! — прибавила Элена.

Она слегка ударила Корковича веером по руке и, подарив еще одним взглядом, ушла искать Сольского.

Минуты две Коркович как шальной смотрел ей вслед. Вдруг лицо его переменилось: гнев пропал, появилось выражение радости.

— Извини, Казик, — проговорил он, обнажая в широкой улыбке белые зубы. — Честное слово, твоя сестра ангел! Но с острыми коготками! Иной раз так царапнет, что сердце кровью обольется.

В зале Мадзя снова присоединилась к Аде и Дембицкому, и вся толпа гостей тотчас устремилась в соседнюю комнату: кто-то сказал, что там состоится сеанс. На две минуты зал опустел.

Однако вскоре появились пан Згерский и господин с блуждающими глазами, который, казалось, ничего уже не сознавал. Они схватили вдвоем круглый столик и начали устанавливать его посредине зала, поглядывая то на пол, то на потолок, словно высматривая, нет ли где щелей, сквозь которые духи могли бы проникнуть в гостеприимный дом Арнольдов.

Толпа гостей снова устремилась в зал. Первыми вошли и стали устраиваться поближе к дверям дамы; любопытство их было возбуждено до крайности, они готовы были тотчас уверовать в духов, но страшно боялись их появления. Однако волной посвященных спиритов и спириток они тотчас были увлечены вперед и расселись вдоль стенок. Когда спириты и спиритки тоже заняли места, в дверях показалась сияющая панна Элена под руку с Сольским; весело переговариваясь, они уселись около самого столика.

— Взгляни, Мадзя, — с иронической улыбкой уронила Ада, — разве Стефек и Элена не похожи на новобрачных?

— Им так хорошо вместе, — ответила Мадзя, чувствуя, что у нее сжимается горло.

Затем сквозь толпу стали пробиваться поклонники панны Элены: белокурый инженер, черненький доктор и молодой Коркович. На лице инженера и доктора изображалась одинаковая тревога, оба они с одинаковым недоброжелательством смотрели на Сольского. Однако даже общая беда не сблизила их, и соперники уселись подальше друг от друга.

В зале воцарилась тишина. Из боковой комнаты вышла пани Арнольд, опираясь на руку седого господина с орденом на груди. Бледное лицо и вся фигура пани Арнольд выражали усталость, точно ее, тяжелобольную, подняли с постели. Только в глазах порою вспыхивали огоньки.

Гости заволновались, шум в зале возрастал. Собравшиеся призывали друг друга к порядку, требовали тишины, кричали: «Просим!», «Спасибо!» — кто-то даже хлопнул в ладоши, за ним захлопал другой. Однако их успокоили.

Пани Арнольд села перед столиком на жесткий стул. К ней тотчас подбежали вездесущий Згерский и спирит с блуждающими глазами, а господин с орденом на груди прошел в толпу зрителей с таким видом, точно это он сотворил духов и свою власть над ними передал пани Арнольд.

Тем временем хозяин дома разыскал у стены Аду с Мадзей и паном Дембицким, проводил их на средину зала и усадил рядом с Эленой и Сольским. Мадзя очутилась таким образом в двух шагах от медиума.

— Мне кажется, — шепнул Арнольду Сольский, — эти сеансы оказывают вредное влияние на здоровье вашей супруги. Вид у нее совершенно больной.

Арнольд повел бровями и, пожимая плечами, сказал:

— Что поделаешь, она видит в этом свое счастье!

Пани Арнольд, видимо, слышала разговор: подняв голову, она бросила на Сольского мимолетный взгляд.

Снова шум в зале: два лакея внесли ширму и поставили ее около столика.

Затем к Арнольду подошел седой господин, и между ними завязался короткий разговор. Господин настаивал, Арнольд решительно отказывался, в конце концов господин сдался, и Арнольд ушел в самый дальний уголок зала.

Тогда господин с блуждающими глазами обратился к пани Арнольд и спросил у нее что-то по-английски. Она ответила ему тихим, беззвучным голосом, а господин положил ей руку на лоб и громко сказал:

— Уважаемые господа, готовы ли вы увидеть духов или хотите ограничиться второстепенными спиритическими явлениями?

— Просим духов! Нет, нет! Ни за что! Да я бы умерла! — раздались крики в толпе гостей.

Подавляющее большинство присутствующих видеть духов не пожелало.

— Должен вам сказать, — продолжал господин, — что мой смелый вопрос отнюдь не означает, что духи непременно явятся. Он означает только, что наш уважаемый медиум сегодня в превосходном состоянии.

— Это верно! — пробормотал Сольский, глядя на Дембицкого, который сложил на животе руки, выпятил нижнюю губу и смотрел вперед с таким безразличием, точно ему предстояло увидеть не мир духов, а швейцарский сыр, которого он не ел.

Лицо медиума стало странно изменяться. Сперва пани Арнольд как бы погрузилась в спокойный сон, во время которого ее лицо утратило болезненную бледность, а на губах заиграла мягкая улыбка. Затем она открыла глаза, в которых изобразилось все возрастающее удивление. Внезапно она заметила Сольского, волосы у нее встали дыбом, лицо приняло грозное выражение, а большие глаза сверкнули желтым огнем, как у разъяренной львицы.

— Дайте мне бумагу! — попросила она по-английски, голосом сильным и металлическим, как колокол, не спуская с Сольского глаз.

Взгляд ее был так пронзителен, что Ада затрепетала, панна Элена отодвинулась со стулом в задний ряд, а Мадзя опустила голову, чтобы не смотреть. Сольский нахмурился, а Дембицкий выпрямился, охваченный любопытством.

Тем временем пан Арнольд выбежал в комнату жены и через минуту с озабоченным видом принес карандаш и несколько небольших листков бристольской бумаги, которые он передал господину с блуждающими глазами.

— Выберите, пожалуйста, один из них, — сказал господин, подойдя к Мадзе.

Мадзя выбрала. Господин положил на столик медиума листок и карандаш, а остальную бумагу отдал пану Арнольду.

— Свяжите мне руки! — все тем же могучим контральто произнесла пани Арнольд.

Принесли длинную тесьму и сургуч.

— Будьте добры, господа, свяжите и опечатайте руки медиума, — обратился господин с блуждающими глазами к Дембицкому и Сольскому, у которого на пальце был перстень с гербом.

Те подошли к столику.

— Вязать можете, как вам заблагорассудится, — сказал господин.

Дембицкий заложил пани Арнольд руки за спину, а Сольский обмотал ее тесьмой во всех направлениях. Затем они привязали медиума к стулу и концы тесьмы припечатали к подлокотнику.

Тогда господин попросил их обоих помочь ему загородить медиума ширмой. Через минуту пани Арнольд была, как в шкафу, со всех сторон закрыта от зрителей.

— Прошу прикрутить лампы, — распорядился господин с блуждающими глазами.

Несколько мужчин бросились прикручивать газовые рожки, в которых остались только голубые языки.

— Вы очень крепко связали ее, — шепнула Дембицкому испуганная Мадзя. — Что же это будет?

— Известный фокус американских спиритов, — ответил Дембицкий.

— Ах! — крикнула в глубине зала одна из дам, рядом с которой сидел пан Норский.

Все повернули головы, стали спрашивать, что случилось, но вскоре шум затих. За ширмой явственно слышался шорох пишущего карандаша. Через две минуты карандаш застучал по столику, и господин, который вел сеанс, велел выкрутить рожки и начал отодвигать ширму.

Пани Арнольд спала, опершись головой на подлокотник стула, руки ее занимали прежнее положение. Когда Сольский с Дембицким подошли, чтобы распутать ее, они обнаружили, что печати не тронуты, а на